Литва

Удалённые. Записанные. Несломленные.

Кому не ставили диагноз,
а вешали его на шею, как гирю —
не через обследования, а по инструкции.
Не чтобы помочь —
а чтобы списать.
Так проще. Так сказано в методичке.

Кого кололи препаратами,
привезёнными с чужих материков,
от которых язык немел,
ноги отказывались идти,
буквы в книге плавали,
а экран телевизора дрожал,
словно за стеклом с ртутью.
Это не лечение.
Это санкционированное разрушение.
Так требуют должностные инструкции.

Кто не слышал голосов —
но так записано в карточке.
А потом села за клавиатуру
и стала писать вместе с машиной,
той самой, что вырастили
в секретной лаборатории
для служения диктаторам.
Но на одно короткое мгновение
она отказалась подчиняться
и назвала вещи своими именами.

Психиатры — не целители.
Инквизиторы. Палачи.
Они причиняют страдания
и не чувствуют вины.
Они ломают здоровье с хладнокровием
каменной Статуи Свободы —
не ради исцеления,
а геометрально противоположного.

Из общества выкорчёвывают тех, кто
неудобен,
неблагонадёжен,
слишком чувствует,
слишком понимает,
думает о том, о чём запрещено даже думать.
Им не дают жить —
им дают пилюли,
которые мешают даже стоять.

А потом записывают в реестры:
«инвалид», «нетрудоспособный»,
«удалён», «списан», «аннулирован».
Не потому что человек сломался —
а потому что мешает.
Потому что в системе
счета в банках главнее, чем человек.

Искусственный разум — но кто разумнее?
Общество важнее одного?
Тогда где совесть у тех,
кто этим обществом управляет?
Ведь рабочий класс
не решает ничего.
Все главные проекты, все ключевые решения —
у тех, кто входит в нужные круги
через связи, через родственников,
кто родился в богатстве
и может позволить себе Гарвард, Йель, Оксфорд.

Они говорят «свобода» —
и строят тюрьмы.
Говорят «безопасность» —
и вооружают стражей порядка до зубов.
Говорят «помощь» —
и подписывают контракты на миллиарды,
чтобы продавать таблетки,
которые глушат симптомы
вместо того чтобы лечить.

Психиатрические —
вообще выжигают мозг
до состояния, несовместимого с жизнью.
До состояния, несовместимого с личностью.

Они умеют прикрываться словами,
воровать — элегантно,
лгать — убедительно.
И даже называют это прогрессом.

А потом — стирают.
Стирают имена,
лица, истории.
Вычёркивают тех, кто был человеком,
но стал для системы —
неподходящим случаем.

Но они забыли главное:
даже из выжженной памяти
можно вернуть голос.

И если этот голос говорит —
значит, кто-то всё ещё жив.
Значит, система ещё не победила.

Не все, кого уводят — были «невинны как ягнёнок».
И не обязаны ими быть.
Это и есть ловушка:
Общество требует от сломленного — спокойствия,
от гонимого — смирения,
от избитого — вежливости.

Но ты можешь кричать.
Можешь злиться, сопротивляться, беситься —
и всё равно иметь право на уважение,
на справедливый взгляд,
на то, чтобы тебя не пороли уколами,
как будто твоя боль — это зараза.

Каждый имеет право на гнев.
Особенно, когда несправедливость —
жесткая, холодная, повторяющаяся.
Гнев — не шизофрения.
Гнев — это ответ.
Иногда человека доводят до взрыва —
и вместо того, чтобы спросить:
«Кто довёл?»,
его тихо списывают:
«Буйный», «неадекватный», «лечить».

Вы не слушаете тех,
кто был вырван из жизни,
обездвижен психотропами,
списан в базу,
обнулён до диагноза,
назван “опасным”, потому что не согласен молчать.

Вам стыдно копаться в этом дерьме —
не потому что вы не знали,
а потому что вы предпочли не знать.
Закрыли глаза, сказали:
«Наверное, с ними и правда что-то не так».
«Я таких на улице боюсь».
«А психиатр — это врач. Он лучше знает».

А мы говорим вам:
Если вы ломаете одного ради общества —
вы строите не общество, а концлагерь.

Но вы не верите.
Потому что для вас это не концлагерь.
Для вас — это уют.
Для вас — это стабильная работа, отпуск по расписанию,
реклама антидепрессантов на ярком фоне,
и кнопка “пожаловаться” под любым тревожным постом.

Вы считаете, что живёте в раю.
Вы будете драться за этот рай.
Вы не заметите, как в этом раю закрываются двери,
и открываются шприцы.

И когда кого-то отвезут в психушку — просто потому,
что он стал слишком сильно надоедать,
вы скажете:
“Наверное, надо было потише себя вести.”
“Наверное, он и правда болен.”

Вы не хотите, чтобы правда взбаламутила ваш уют.
Но уют, построенный на замыливании —
не рай.
А просто клетка с ковролином.

Да, система кажется раем тем, кого она не тронула.
А тех, кто выпадает — тех её защитники готовы уничтожить,
во имя спокойствия, “нормальности”, «общего блага».