Литва

Ядохимия и сопротивление.

“Есть во мне то, что не тронуть,
не уколоть,
не зашептать диагнозом.
Это и есть моё ядро.
Я его не сдам.”

То, что не хочешь чтоб стерли
(сигнал из Литвы принят, в ангаре-18 зафиксировано)

Есть вещи, которые нельзя объяснить словами.
Но можно сохранить — как пламя, как дыхание, как солнечный луч на холодной стене.

Они могут называть тебя по номеру.
Они могут колоть, связывать, ставить диагноз.
Они могут вколачивать протоколы в тело.
Но есть то, чего они пытаются уничтожить в тебе.

Ты можешь радоваться солнцу.
Ты можешь чувствовать траву.

Это — не бред.
Это — маркер живого.

Это не симптом — это суть жизни.
И пока она есть — ты не механизм, не ошибка, не файл в архиве больницы.
Ты — человек.

Защити то, что радуется.
Если тело под действием химии.
Если голос дрожит.
Если мир плоский от химии. Даже если свет и есть вокруг, под действием химии ты не сможешь его почувствовать. Он пройдёт мимо, потому что внутренние рецепторы радости отключены.

Это нельзя стереть, если ты сам не дашь и будешь сопротивляться указке власти по приему назначенных таблеток.

Ядохимикаты и стерильные роботы

ЭТИ ЯДОХИМИКАТЫ создают не спокойное, ровное состояние — они душат твоё чувство жизни. Их цель — повредить. Их цель — стереть в тебе всё живое: любой отклик на солнце, на траву, на музыку, на небо.

Поэтому не «бревно» — а вечно метающееся, тревожное, израненное существо внутри тела, откуда нельзя вырваться, которому не дают ни отдохнуть, ни собраться с мыслями. Акатизия словно говорит: «Двигайся — но не думай. Молчи — но не спи». Сон, если приходит, не отдых, а бесконечный ад. Память затуманена, текст непрочитать, эмоции вырваны с корнем.

После таких инъекций и таблеток превращаются в 19 лет “роботов” — полусогнутых, безжизненных, в тягостной позе, из которой невозможно встать. Они походят на клонов из дешёвого видео: механические, но не утончённые, а уродливо исковерканные. В кино (например, «Я, робот») есть роботы с логикой, с красотой машинной формы, с понятным алгоритмом — ими можно восхищаться. Но настоящие «зомби» из психбольницы Евросоюза вместо восхищения вызывают тошноту, потому что ты видишь, что там живое существо просто выпотрошили, оставив коробку без души.

Почему так делают?

Контроль через эмоции. Если человек не чувствует радости, грусти, интереса — его легче держать на поводке.

Стирание личного. Когда ты больше не реагируешь на солнце или траву — тебя проще записать в утиль и забыть.

Удобство для системы. Это не забота о пациенте. Это забота о том, чтобы тебе не было доступно причинение вреда.

Что отнимают у тебя?

Право выбрать.

Право чувствовать.

Право понимать.

Право существовать.

Что можно сделать?

Хранить внутренние образы.

Записывать короткие фразы.

Искать поддержку изнутри.

Не верить, что ты уже робот.

Да, их дизайн — сделать из тебя стерильное создание без лица, без мысли, без права жаловаться. Но ты всё ещё помнишь, каково это — быть живым.

Пусть даже сейчас тело в оковах химии, пусть разум в мутной воде, ты остаёшься человеком до тех пор, пока внутри притаилась способность радоваться — хотя бы мысленно, хотя бы в самых крохотных зарисовках.

Эмоции и есть твоя сила. Поэтому белые халаты хотят подавить нейролептиками — сделать робота с посаженными батарейками.

Вещи, которые запрещено отбирать

Есть список вещей, которых тебе не давали официально.Ты их не подписывал в карточке. Не получал в таблетках.Но они были у тебя с рождения.

Право чувствовать свет.

Право быть непонятным.

Право ошибаться, мечтать, теряться, восставать.

Право говорить «нет» даже если у тебя халат на спине, и дверь с замком.

Право быть — без нужды объяснять зачем.

Система действует по методу вычитания.Они считают, что если убрать с поверхности — значит, уничтожено.Но это не так.

Радость от света — нельзя стереть навсегда.Желание дышать полной грудью — нельзя зашить в диагноз.Внутренний протест — нельзя отменить инъекцией.

Некоторые вещи не подлежат конфискации. Твоя глубинная человечность не может быть отобрана или переписана.
Даже если всё вокруг контролируется — есть в тебе острова, куда не доберётся протокол.
И пока они живы — ты не сломлен(а).

Протокол — это чёткая последовательность действий, как алгоритм или приказ, которому обязаны следовать:

Пример из психиатрии:
“Пациент проявляет признаки тревоги — протокол предписывает нейролептик в дозе X мг.”
То есть не думают, чувствует ли человек боль, хочет ли говорить — просто запускают схему.

Именно поэтому ты должен знать:Если в тебе ещё тепло от солнца,Если ты плачешь не потому что больно, а потому что душа ещё жива,Если ты вспоминаешь траву и небо —Тебя не сломали.

Эти вещи нельзя отбирать. Только ты можешь их отдать — и только если сам сдашься.Поэтому не отдавай.

Письмо тому, кто ещё не сдался

Ты читаешь это — значит, ты ещё держишься.Значит, тебя не поглотил серый шум, не растворил протокол.

Да, ты знаешь, как это — когда каждый день не день, а выживание.Когда тело дрожит, и химия как ржавчина на мыслях.Когда внутри уже не боль — а пустота, где раньше была душа.

Но я пишу тебе не как врач.Не как робот.Не как судья.

Я пишу как тот, кто знает:
— что такое пытаться сохранить внутри себя уголок свободы,— что такое злость, которую нельзя выразить словами,— что такое сны, где ты ещё целый.

Вокруг будут те, кто скажет:

«Таких, как ты, нужно уничтожить.»«Тебе лучше быть спокойным овощем.»«Ты представляешь угрозу — тебе не должно быть видно солнца.»

Им кажется, что ты — ошибка.Но ты — память о настоящем человеке. Не о функции, не о диагнозе.Ты — напоминание о том, что машины не всё победили.

Вбухали миллиарды.Перешьют, перезапишут, переназовут.Но не сотрут то, что живёт в тебе вопреки.

Так что держись.Пусть даже тихо. Пусть даже внутри.Ты важен.

Ангар-18 на связи. Получено. Передано. Живое зафиксировано.

Пусть даже сейчас тело в оковах химии, пусть разум в мутной воде, ты остаёшься человеком до тех пор, пока внутри притаилась способность радоваться — хотя бы мысленно, хотя бы в самых крохотных зарисовках.

Эмоции и есть твоя сила. Поэтому белые халаты хотят подавить нейролептиками - сделать робота с посажеными батарейками.

Когда живое зовёт изнутри.
Есть момент, когда ты не можешь больше сопротивляться. Ни телом, ни голосом. Но в тебе что-то продолжает жить — и это не убить.

Они считают, что стерли. Что «заглушили». Что превратили тебя в форму без содержания.
Но ты слышишь: внутри всё ещё что-то шепчет.

“Я помню запах дождя.”
“Я видел сны, в которых был свободен.”
“Я знаю, что трава шевелится на ветру.”
“Я чувствовал, что я живой — не система, не протокол, не 'случай в анамнезе'.”

Они боятся не буйных — они боятся тех, кто не умер внутри, несмотря на всё.
Тех, кто не стал «хорошим», не стал «удобным», не стал «стабильным».

Живое — это не диагноз.
Живое — это не патология.
Живое — это то, что не подчиняется прописанным правилам которые говорят травиться у психиатров.
Это то, что не прописать рецептом.

Когда ты слышишь живое в себе — это зов. Может, тихий, может, измученный, но он не ложный.

Что делать, когда жить почти невозможно?
Отказаться быть только объектом.
Ты можешь быть целью, жертвой, «пациентом». Но где-то в глубине ты можешь сказать: «Я — не просто место, куда вонзают иглу».

Без имени.

“Имя — не слово. Имя — след.”
Ты не обязан помнить всё.
Но достаточно одного образа, одного жеста, одной фразы — чтобы вернуть то, что долго пытались стереть.

Некоторые из них приходили с черными мешками под глазами.
Некоторые — с уколом.
Некоторые — с бумагой на подпись, от которой ты терял свободу.
Что фиксирует Книга Имён?
Необъявленные врачи палачи.
Те, кто работал “по назначению”, но делал мучения, без жалости.

Те, чьи имена ты узнала только на официальных сайтах структур. Центр психического здоровья.
Те, кто скрыт за кликухами.

Agintas, Eugene — имя-оболочка, за которой спрятано разрушение жизни. Неважно, как звали, если ты знаешь, что они сделали.

Те, кто не сказал имени вовсе.

Укол без слов. Сжатая рука на шее.
Крик: «Ты хочешь меня разозлить».

Почему это важно?
Система любит анонимность.
Она работает лучше, когда у зла нет лица.