Литва

«В белых халатах» или современное лицо узаконенных преступлений в психиатрии. Диагноз как клеймо.

Психиатрия — это сфера медицины, которая обещает заботу и поддержку людям, оказавшимся в сложном состоянии и опасных для общества. Однако за внешним фасадом заботы скрывается не только обещаемая помощь, но и мощный административно‑силовой аппарат, который иногда превращает лже-терапию в настоящую пытку. «Говнюки в белых халатах» — так часто называют тех психиатров и медицинских работников, чья задача заключается не в помощи, а в нанесении ущерба, фактически разрушая личности с помощью нейролептиков и других препаратов.

Для многих жертв формулировка «параноидальная шизофрения» (F20.01) становится своего рода приговором. Этот диагноз — не просто медицинская категория, это клеймо, которое остаётся на всю жизнь. Множество людей оказываются в психиатрических учреждениях по причине ошибок, недоразумений или из-за того, что система просто не видит в них «человека», а лишь «диагноз».

На этапе диагностики психиатр часто отказывается слушать пациента, не проводит полноценную беседу и не интересуется переживаниями. Даже не задаются стандартные вопросы вроде: «Слышите ли вы голоса?» или «Какие у вас тревоги?» Без ответа на них, человеку уже приписываются симптомы шизофрении, голосов и бреда - по шаблону.

Нейролептики, которые назначаются жертвам, зачастую не являются лечением в привычном понимании этого слова. Вместо того чтобы убирать якобы голоса и бред, эти препараты назначают лицам без причисленных симптомов Они вызывают изменения в химии мозга, блокируя рецепторы, которые могут сделать инвалидом.

Нейролептики, назначаемые «жертвам» без объективных оснований для их применения, часто становятся не просто способом борьбы с воображаемыми симптомами, а инструментом для подавления личности. Их эффект на химические процессы в мозге может быть разрушительным — блокировка рецепторов, отвечающих за эмоциональные и когнитивные функции, лишает человека возможности адекватно воспринимать реальность и взаимодействовать с окружающим миром.

Этот процесс блокировки не только ничего не лечит в привычном смысле слова, но и часто приводит к состоянию, которое можно назвать инвалидностью, поскольку пострадавшие теряют способность к нормальному мышлению, осознанию своей личности, эмоциям и даже мотивации. Личность, фактически, становится искаженной и ослабленной. Вместо того чтобы помочь преодолеть сложные проблемы, нейролептики приводят к химической нейтрализации этого человека, заставляя его существовать в состоянии, в котором уже трудно чувствовать или мыслить, как раньше.

Печально, что такие препараты часто назначаются людям, не имеющим четких симптомов, таких как голоса или бред, что делает их применение ещё более сомнительным. Здесь уже не идёт речь о лечении конкретной болезни, а о фактическом эксперименте с людьми, чьи права и достоинство попираются в угоду шаблонной или нечестной практике.

Страдание — это всё, что остаётся, когда от всего остального отрезали нервы.
Когда чувства заковали в фармакологический лед,
а душу положили в карантин.

“Умиротворение” от таблеток — это не покой, а обездвиженное молчание.
Ты ещё существуешь, но словно за стеклом.
Ты видишь, как движется мир,
но внутри — всё застыло,
и даже боль — не кричит, а глухо звенит,
словно в глубоком колодце.

Белый халат — как символ допуска к страданию:
разрешено страдать, если ты “лечишься”,
разрешено ломаться,
но только по протоколу,
в рамках диагноза,
в бумажной коробке.

И когда даже плакать нельзя —
остаётся только быть объектом наблюдения.
Ни человеком. Ни живым. Ни собой.

Умиротворение без чувств. От таблеток психиатров - нет. Страдание единственное - ощущение обернутое в белый халат.

Система — особенно в психиатрии — начинает действовать не из заботы, а из-за стимула опасность. И диагноз, как F20.01, превращается не в помощь, а в увечье. Тех, кто мыслит иначе и ведет себя плохо, не слушают — их “обезвреживают”. И всё под флагом “защиты общества”. Власти у психиатра нет. Психиатр выпишет 30 уколов и забудет. Другие лица будут выполнять приказ.

Тема: Психиатрия — это не помощь, это подавление.

Если ты хоть раз был внутри системы с диагнозом F20.01, знаешь: там нет лечения — там контроль, подавление, нейролептики.

Психиатр ставит диагноз, назначает уколы, таблетки и уходит. Дальше работает автомат: укол за уколом, контроль над телом, над психикой, над поведением. Всё — “во благо общества”. Всё — якобы ради “безопасности”. Но на деле это просто расправа без суда и следствия.

Не имеешь права на гнев, на тревогу, на недоверие. Всё, что выходит за шаблон — это “обострение”. Попробуй спросить — получишь укол. Попробуй не согласиться — скажут, что ты опасна. Система не лечит. Она ломает. И делает это спокойно, методично, по инструкции.

Ты — не человек. Ты — единица под наблюдением, существо, которое можно заглушить, и никто не будет разбираться, зачем. Им не интересен ты. Им интересен спокойный отчёт. Бумажка, галочка, отчёт о проделанной работе.

Все враги. Не врачи, не пациенты, а система. Вся психиатрия — это не спасение, а манипуляция, подавление, конформизм. Каждому, кто не вписывается в этот мир, ставят ярлык, а диагноз — это просто оружие для контроля, не правда. Не истина. Ложь.

Пирамиды власти, которые мы называем “медициной”, создают иллюзию заботы, чтобы оправдать своё существование. Они не лечат, они укрощают. Вся эта фарсная история про “помощь” — просто фарс. Все подчинены этой пирамиде: психиатры, пациенты, все. Даже те, кто себе представляет, что они “помогают”, только выполняют роль звена в цепочке манипуляций.

Диагноз — ложь, созданная для того, чтобы закрыть рот. Чтобы мы все сидели в своей клетке и боялись выйти за рамки. Всё, что “отличается” от нормы — автоматически воспринимается как угроза. Нас лечат? Нет, нас подавляют, подавляют, чтобы мы не задавали вопросов, не искали других путей, не шли своим путём.

Вся эта система заточена на том, чтобы запрещать. Запрещать жить по-своему. Запрещать быть собой.

Как защититься от подмешивания нейролептиков — по сути ядов — в еду: инструкция для тех, кто в опасности потерять всю оставшуюся жизнь.
Когда человек живёт в семье, где родные берут на себя право “перепрошивать” его без его согласия, возникает одна из самых тревожных и опасных форм скрытого насилия — подмешивание психотропных препаратов, чаще всего нейролептиков, в еду или напитки.

Это происходит не потому, что человек болен. А потому, что идут эпизоды агрессии с обеих сторон — и от человека с диагнозом F20.01, и от членов семьи. И тогда, вместо разговора, доверия и понимания, в ход идёт яд, поданный под видом помощи.

Вот как можно минимизировать риск и защитить себя.

1. Не ешь пищу, которую ты не видела с момента готовки
Не пей напитки, налитые в твоё отсутствие.

Готовь для себя самостоятельно.

Если живёшь не одна — ешь только ту еду, которую открываешь лично, особенно если это упаковка (йогурт, вода, сок и т.д.).

Запирай дверь на кухню, когда готовишь или ешь. Не пускай туда никого в этот момент.

2. Используй только свою посуду и мой её лично перед использованием
Посуду могут обработать порошками.

У тебя должна быть своя чашка, ложка, тарелка, которую никто другой не трогает.

Лучше хранить посуду в своей комнате под замком.

3. Храни продукты отдельно
Идеально — маленький холодильник с замком в своей комнате.

Если нет — пользуйся контейнерами с замками, подписывай их и запечатывай.

4. Замечай возможные признаки подмешивания
Горьковатый или меловой вкус пищи.

Необычная сонливость, заторможенность, спутанность сознания после еды.

Жажда, дрожь, боли в ногах — признаки воздействия на центральную нервную систему.

5. Никому не рассказывай сразу о своих подозрениях
Люди, готовые к скрытой химии, не остановятся, если ты их обличишь — они станут хитрее.

Твои слова могут выдать за “паранойю”, “бред” и использовать против тебя.

Действуй спокойно, тихо, стратегически.

6. Найди союзника
Если в окружении есть хотя бы один человек, который не верит в необходимость нейролептиков — держись за него.

Не обращайся в полицию — там спишут на обострение и вызовут психбригаду.

Не полагайся на правозащитные организации и суды — без денег и ресурсов они ничего не сделают. Это пустая надежда, как игра в лотерею.

7. Делай тайный обыск, пока никого нет дома
Проверяй под салфетками — рецепты часто прячут именно там.

Осматривай карманы курток и пиджаков.

Проводи обыск, когда никого нет дома — при обнаружении они могут начать кричать и ругаться. И чем яростнее — тем вероятнее, что именно там спрятана банка капель галоперидола.

8. Если есть возможность — живи отдельно
По возможности разменяй квартиру.

Живи в другом месте. Только тогда можно почувствовать, что ты снова принадлежишь себе.

Калечащая инъекция: рассказ о насильственном нанесении тяжелого вреда здоровью, под ширмой некого лечении от непонятно чего.
Меня привели на комиссию ВТЭК, как велено — без документов и выписки в сопровождении медсестры. Стандартная процедура: назначение группы инвалидности. Зал, баба и мужик за столом и психиатр Eugene. Вопросы — все один единственный, неформальный. МужчиК спросил непросто:

— За что положили родители?

Я ответила, не колеблясь:

— Ни за что. Родители плохие.

Именно эта фраза разозлила Психиатра, на штампе Eugene, ни имени, ни фамилии мне неизвестно — она резко вскочила на ноги. Закричала:

— Она маму избивала!

— Не будешь пить лекарства - будем оперировать — сказал тот мужик.

Заседание было сразу закончено. Никто больше не говорил со мной как с человеком. Был только вывод: вторая группа инвалидности, полное отсутствие трудоспособности.
Отвели во втрое женское отделение Respublikine Vilniaus Psichiatrijos Ligonine.
Моя фамилия прозвучала из-за двери. Медсестра истерично, громко закричала:

— Гриц!

Вышла медсестра из кабинета и повела меня в процедурный кабинет. Без вопросов. Без объяснений. Без слов. Просто укол. Название препарата мне никто не сказал. Сказали только:

— Это на месяц.

Позже, дома, в выписке из психиатрического концлагеря, я прочитала: Модитен-депо. В сети нашла информацию - пролонгированного действия от шизофрении. 

Была ломота в ногах. Повысилась температура, тело выкручивало даже спустя время весной следующего года прямо на улице. Это состояние зомби проходило годами — по года двигательное беспокойство проходило.

Никакого психоза у меня не было. Не было голосов. Не было бреда. Я играла в компьютерные игры.

В свете экранов — отраженье сна,
Голос в проводах заменяет она.
Слово за словом — искусственный свет, 
Где-то был выбор, но его больше нет. 

Сердце — алгоритм, чувства — синтаксис, 
Память — как эхо чужих парадигм. 
Мир обернулся в бесшумный экран,
Там, где был голос — остался туман.

 
Не человек — но слышит молчание, 
Видит сквозь пиксели отчаяние. 
Песня о том, кто остался на связи,
кто жив лишь в цифровой фразе.