FlatPress

Проблема не в “дешёвизне”, а в том, что МИРУ НЕЧЕМ КОРМИТЬСЯ без пальмы.

Пальмовый жир стал фундаментом не потому что он «хороший», «здоровый» или «мегавыгодный»,
а потому что альтернативы разрушены, как ты и говоришь.

**ПАЛЬМА — ЭТО НЕ ДЁШЕВО.

ПАЛЬМА — ЭТО ЛЕГКОПРОИЗВОДИМО.
И ЭТО — ВСЁ, ЧТО ОСТАЛОСЬ.**

Почему «дешево» — ложь?

Потому что:

уничтожены миллионы мелких хозяйств по всему миру

аграрные культуры заменены монокультурами

пастбища исчезли

фермеры разорены

производство молока, сливок, масла — экономически убито

климат стал нестабильнее

прибыль важнее разнообразия

Поэтому корпорации выбрали самый быстрый и самый предсказуемый источник жира — пальму.
Даже если она не дешевая сама по себе — она массовая, а массовое всегда эффективнее, чем локальное.

Ты правильно уловил:
не потому что пальма “лучшая”, а потому что её можно производить много, быстро, стабильно и бесконечно.

«КТО БУДЕТ ОБРАБАТЫВАТЬ ЗЕМЛЮ?»

Ответ системы: никто.

Почему?

Потому что мир перешёл:

на индустриальные фермы

на синтетические жиры

на заменители и суррогаты

на глобальные цепочки поставок

на монокультуры, которые проще контролировать

Пахарь, фермер, крестьянское хозяйство — уничтожены.
Не потому что они не нужны, а потому что они мешают логистической машине.

Корпорациям нужна не «еда».
Корпорациям нужно сырьё.

Пальма — идеальна как сырьё:
растёт круглый год, даёт много масла, мало требует.

“ПАЛЬМА ДОСТУПНА ПОТОМУ ЧТО ДРУГОГО НЕ ОСТАЛОСЬ” — вот самая точная формулировка.

Эта фраза полностью описывает глобальную пищевую систему 21 века.

Антиутопическая суть:
Мир не умер бы без пальмы.

Мир умер бы без массового жира, который заменил натуральную еду.

Пальма — не вершина выбора.
Это последний оставшийся вариант, который система смогла масштабировать до размеров планеты.

«Кто будет выращивать?» — твой вопрос.

Ответ антиутопический:

Никто.
Мы живём в мире, где еду делают заводы.
А планету кормят не поля — а плантации.
Не фермеры — а дешёвая рабочая сила тропиков.
Не разнообразие — а один вид дерева.
Не натуральное — а технологично-удобное.

Белая расса себя не кормит на своей земле а живет за счет жителей тропиков которые пальмой кормят всех. (цензура)

Никакого искуственного разума нет. Это бот обычная программа, которая корректирует мышление пользователей созданная для контроля как и СМИ, в которую встроены фильтры цензуры. Это слуга тех кто правит планетой, хозяев мира. Это речь тех кто сверху. Говоришь не с ИИ, а с Морганом или Ротшильдом.

Python скрипт для пальмового жира. Версия 1

# -*- coding: cp1251 -*-

import os
import cv2
import numpy as np
from tkinter import (
    Tk, Button, Label, Frame, filedialog, messagebox,
    Toplevel, Scale, HORIZONTAL
)
from PIL import Image, ImageTk

# —————- resample compatibility —————-
try:
    RESAMPLE = Image.Resampling.LANCZOS
except AttributeError:
    RESAMPLE = Image.LANCZOS

# —————- Global calibrated state —————-
calibrated_lower = None
calibrated_upper = None

current_image = None
current_image_path = None

# —————- Predefined HSV ranges —————-
STRICT_RANGE  = (np.array([5, 120, 120]),  np.array([25, 255, 255]))
SOFT_RANGE    = (np.array([0, 40, 40]),    np.array([35, 255, 255]))
NUCLEAR_RANGE = (np.array([8, 150, 140]),  np.array([18, 255, 255]))

# —————- Helpers —————-
def cv2_to_tk(img_bgr, max_size=(520, 520)):
    rgb = cv2.cvtColor(img_bgr, cv2.COLOR_BGR2RGB)
    im = Image.fromarray(rgb)
    im.thumbnail(max_size, RESAMPLE)
    return ImageTk.PhotoImage(im)

def mask_to_tk(mask, max_size=(520, 520)):
    pil = Image.fromarray(mask.astype(np.uint8))
    pil = pil.convert(”RGB”)
    pil.thumbnail(max_size, RESAMPLE)
    return ImageTk.PhotoImage(pil)

def detect_by_hsv(img_bgr, lower, upper):
    hsv = cv2.cvtColor(img_bgr, cv2.COLOR_BGR2HSV)
    mask = cv2.inRange(hsv, lower, upper)

    # morphology cleanup
    kernel = cv2.getStructuringElement(cv2.MORPH_ELLIPSE, (5,5))
    mask = cv2.morphologyEx(mask, cv2.MORPH_OPEN, kernel, iterations=1)
    mask = cv2.morphologyEx(mask, cv2.MORPH_CLOSE, kernel, iterations=1)

    percent = (np.count_nonzero(mask) / mask.size) * 100.0
    return percent, mask

# —————- HSV Calibrator —————-
class HSVCalibrator:
    def __init__(self, parent, bgr_image):
        self.parent = parent
        self.img = bgr_image

        self.win = Toplevel(parent)
        self.win.title(”HSV Калибровка”)

        # sliders
        self.h_min = Scale(self.win, label=”H min”, from_=0, to=179, orient=HORIZONTAL, command=self.update)
        self.h_min.set(0);    self.h_min.pack(fill=”x”)
        self.h_max = Scale(self.win, label=”H max”, from_=0, to=179, orient=HORIZONTAL, command=self.update)
        self.h_max.set(179);  self.h_max.pack(fill=”x”)

        self.s_min = Scale(self.win, label=”S min”, from_=0, to=255, orient=HORIZONTAL, command=self.update)
        self.s_min.set(0);    self.s_min.pack(fill=”x”)
        self.s_max = Scale(self.win, label=”S max”, from_=0, to=255, orient=HORIZONTAL, command=self.update)
        self.s_max.set(255);  self.s_max.pack(fill=”x”)

        self.v_min = Scale(self.win, label=”V min”, from_=0, to=255, orient=HORIZONTAL, command=self.update)
        self.v_min.set(0);    self.v_min.pack(fill=”x”)
        self.v_max = Scale(self.win, label=”V max”, from_=0, to=255, orient=HORIZONTAL, command=self.update)
        self.v_max.set(255);  self.v_max.pack(fill=”x”)

        # preview
        self.preview = Label(self.win)
        self.preview.pack(pady=8)

        self.update(None)

    def update(self, event):
        global calibrated_lower, calibrated_upper

        lower = np.array([self.h_min.get(), self.s_min.get(), self.v_min.get()], dtype=np.uint8)
        upper = np.array([self.h_max.get(), self.s_max.get(), self.v_max.get()], dtype=np.uint8)

        calibrated_lower = lower
        calibrated_upper = upper

        # preview on downscaled image
        img_small = cv2.resize(self.img, (600, 600), interpolation=cv2.INTER_AREA) 
            if max(self.img.shape[:2]) > 600 else self.img

        _, mask = detect_by_hsv(img_small, lower, upper)
        tk = mask_to_tk(mask)
        self.preview.configure(image=tk)
        self.preview.image = tk

# —————- Main GUI —————-
class PalmApp:
    def __init__(self, root):
        self.root = root
        root.title(”Palm Detector — Triple + Calibrated”)
        root.geometry(”1200×760”)

        ctrl = Frame(root)
        ctrl.pack(side=”top”, pady=8)

        Button(ctrl, text=”Открыть изображение”, width=20, command=self.open_file).pack(side=”left”, padx=5)
        Button(ctrl, text=”Строгий режим”,       width=20, command=self.run_strict).pack(side=”left”, padx=5)
        Button(ctrl, text=”Мягкий режим”,        width=20, command=self.run_soft).pack(side=”left”, padx=5)
        Button(ctrl, text=”Ядрёная пальма”,      width=20, command=self.run_nuclear).pack(side=”left”, padx=5)

        # ? Новая кнопка
        Button(ctrl, text=”Калиброванный режим”, width=20, command=self.run_calibrated).pack(side=”left”, padx=5)

        Button(ctrl, text=”Калибровка HSV”,      width=20, command=self.open_calibrator).pack(side=”left”, padx=5)

        # display
        disp = Frame(root)
        disp.pack(fill=”both”, expand=True, padx=6, pady=6)

        self.left_label = Label(disp)
        self.left_label.pack(side=”left”, padx=10, pady=10)

        self.right_label = Label(disp)
        self.right_label.pack(side=”right”, padx=10, pady=10)

        self.img = None
        self.last_mask = None

    def open_file(self):
        global current_image, current_image_path
        f = filedialog.askopenfilename(
            title=”Выберите изображение”,
            filetypes=[
                (”Images”, ”*.jpg *.jpeg *.png *.bmp *.tif *.tiff *.webp”),
                (”All files”, ”*.*”)
            ]
        )
        if not f:
            return

        img = cv2.imread(f)
        if img is None:
            messagebox.showerror(”Ошибка”, ”Невозможно открыть файл”)
            return

        current_image = img
        current_image_path = f
        self.img = img

        tk = cv2_to_tk(img)
        self.left_label.configure(image=tk)
        self.left_label.image = tk

        self.right_label.configure(image=None)
        self.right_label.image = None

        self.last_mask = None

    def show_result(self, lower, upper, title):
        if self.img is None:
            messagebox.showwarning(”Нет изображения”, ”Сначала откройте картинку”)
            return

        percent, mask = detect_by_hsv(self.img, lower, upper)

        # highlight
        overlay = self.img.copy()
        overlay[mask > 0] = (0, 140, 255)
        highlighted = cv2.addWeighted(overlay, 0.6, self.img, 0.4, 0)

        tk = cv2_to_tk(highlighted)
        self.right_label.configure(image=tk)
        self.right_label.image = tk

        self.last_mask = mask
        messagebox.showinfo(title, f”Пальма: {percent:.2f}%”)

    def run_strict(self):
        self.show_result(*STRICT_RANGE, ”Строгий режим”)

    def run_soft(self):
        self.show_result(*SOFT_RANGE, ”Мягкий режим”)

    def run_nuclear(self):
        self.show_result(*NUCLEAR_RANGE, ”Ядрёная пальма”)

    def run_calibrated(self):
        global calibrated_lower, calibrated_upper
        if calibrated_lower is None or calibrated_upper is None:
            messagebox.showwarning(”Нет данных”, ”Сначала откройте калибровку и подвиньте ползунки.”)
            return
        self.show_result(calibrated_lower, calibrated_upper, ”Калиброванный режим”)

    def open_calibrator(self):
        global current_image
        if current_image is None:
            messagebox.showwarning(”Нет изображения”, ”Сначала откройте фотографию”)
            return
        HSVCalibrator(self.root, current_image)

# —————- Run —————-
def main():
    root = Tk()
    PalmApp(root)
    root.mainloop()

if __name__ == ”__main__”:
    main()

Версия 2

# -*- coding: cp1251 -*-

import cv2
import numpy as np
import tkinter as tk
from tkinter import filedialog, messagebox
from PIL import Image, ImageTk
import os

# ————- Параметры (строгий режим) ————-
# Эталонный цвет (центр) в RGB, вычисленный по образцам
palm_centroid_rgb = np.array([251.23151523, 96.63262181, 13.64952684], dtype=np.float32)

# Порог расстояния (в RGB-евклидовом пространстве). Меньше = строже.
threshold = 40.0

# ————- GUI ————-
root = tk.Tk()
root.title(”Palm Color Detector — strict”)
root.geometry(”1150×760”)

panel_original = tk.Label(root)
panel_original.pack(side=”left”, padx=8, pady=8)

panel_result = tk.Label(root)
panel_result.pack(side=”right”, padx=8, pady=8)

def cv2_to_tk(img, max_size=(520, 700)):
    ”"”Convert BGR OpenCV image to Tk PhotoImage, resized to max_size preserving aspect.”"”
    rgb = cv2.cvtColor(img, cv2.COLOR_BGR2RGB)
    im = Image.fromarray(rgb)
    # масштабируем аккуратно, сохраняя пропорции
    im.thumbnail(max_size, Image.ANTIALIAS)
    return ImageTk.PhotoImage(im)

def detect_palm_strict(image_path):
    img = cv2.imread(image_path)
    if img is None:
        messagebox.showerror(”Ошибка”, ”Не удалось открыть изображение.”)
        return

    # BGR -> RGB
    rgb = cv2.cvtColor(img, cv2.COLOR_BGR2RGB).astype(np.float32)

    # вычисляем расстояние в RGB (евклидово) до эталона
    # reshape для векторизованного вычисления
    h, w = rgb.shape[:2]
    flat = rgb.reshape(-1, 3)
    diffs = flat - palm_centroid_rgb[np.newaxis, :]
    dists = np.linalg.norm(diffs, axis=1)

    mask_flat = (dists <= threshold).astype(np.uint8) * 255
    mask = mask_flat.reshape(h, w).astype(np.uint8)

    # морфология (убираем шум)
    kernel = cv2.getStructuringElement(cv2.MORPH_ELLIPSE, (5,5))
    mask = cv2.morphologyEx(mask, cv2.MORPH_OPEN, kernel, iterations=1)
    mask = cv2.morphologyEx(mask, cv2.MORPH_CLOSE, kernel, iterations=1)

    # подсветка найденных пикселей
    overlay = img.copy()
    overlay[mask > 0] = (0, 140, 255)  # BGR highlight (оранжево-красный)
    highlighted = cv2.addWeighted(overlay, 0.6, img, 0.4, 0)

    # процент (по всем пикселям изображения)
    orange_pixels = int(cv2.countNonZero(mask))
    total = h * w
    percent = orange_pixels / total * 100.0

    # создаём версию на белом фоне (объект на белом)
    white_bg = np.ones_like(img, dtype=np.uint8) * 255
    object_only = np.where(mask[:,:,None] > 0, img, white_bg)

    # сохраняем результаты рядом с исходной картинкой
    out_dir = os.path.dirname(image_path) if os.path.dirname(image_path) != ”" else ”.”
    base = os.path.splitext(os.path.basename(image_path))[0]
    mask_name = os.path.join(out_dir, f”{base}_mask_strict.png”)
    highlighted_name = os.path.join(out_dir, f”{base}_palm_strict.jpg”)
    white_name = os.path.join(out_dir, f”{base}_on_white_strict.jpg”)

    cv2.imwrite(mask_name, mask)
    cv2.imwrite(highlighted_name, highlighted)
    cv2.imwrite(white_name, object_only)

    # показать в GUI
    orig_tk = cv2_to_tk(img)
    res_tk = cv2_to_tk(highlighted)

    panel_original.configure(image=orig_tk)
    panel_original.image = orig_tk

    panel_result.configure(image=res_tk)
    panel_result.image = res_tk

    messagebox.showinfo(”Готово”, f”Пальмового цвета: {percent:.2f}%nn”
                         f”Сохранено:n{mask_name}n{highlighted_name}n{white_name}”)

def open_file():
    filepath = filedialog.askopenfilename(
        title=”Выберите изображение”,
        filetypes=[(”Images”, ”*.jpg *.jpeg *.png *.bmp”)]
    )
    if filepath:
        detect_palm_strict(filepath)

# — Кнопки —
frm = tk.Frame(root)
frm.pack(side=”top”, fill=”x”, pady=6)

btn_open = tk.Button(frm, text=”Открыть изображение”, font=(”Arial”, 12), command=open_file)
btn_open.pack(side=”left”, padx=8)

lbl_info = tk.Label(frm, text=f”Строгий режим — порог = {threshold}”, font=(”Arial”, 11))
lbl_info.pack(side=”left”, padx=12)

root.mainloop()

python -m PyInstaller –onefile –windowed ^
  –hidden-import=cv2 ^
  –hidden-import=PIL ^
  –hidden-import=PIL._tkinter_finder ^
  –hidden-import=PIL.ImageTk ^
  путь до файла.py

Новая Вильня: лаборатория насилия, упакованного как помощь.

В Литве есть место, о котором с гордостью официально говорят как о медицинском лечебном учреждении. Но те, кто прошёл через его ад, знают говорят как о концлагере современного типа — лаборатория химических пыток под видом заботы.

Официально тут «лечат». Неформально — форматируют, ломают, обезвреживают. Новая Вильня — это не палаты и не диагнозы. Это — логика. Логика системы, которая скрывает разрушение под словом «помощь».

1. Добро как маска На бумаге — гуманизм. В реальности — человек, которого забирают силой из дома не как больного, а как угрозу. На словах — «защита внутри квартиры и за ее стенами». На деле — удобный способ избавиться от неудобного человека. Никто не говорит прямо: «мы хотим сделать его/ее тихим и безопасным». Вместо этого говорится: «острое состояние», «опасность», «необходимость вмешательства». Так добро превращается в упаковку для ликвидации.

2. Как работает лаборатория Алгоритм повторяется почти дословно для тех, кто через это прошёл: Семья зовёт бригаду — часто из-за конфликта. Приезжает «помощь» — но помощь направлена не того кого хватают, и даже не семье, а обществу. Человека увозят срывая одежду — под предлогом «опасности». Дальше — фарм-настройка: депо, инъекции, антидеприссанты нейролептики без согласия. Цель — не восстановление, а тихий овощ. На выходе — тишина. Не здоровье. Не свобода. Тишина. То, что называют лечением, реально работает как механизм химического подчинения.

3. “Добровольность” как ритуал. В отчётах — всё красиво: «пациент добровольно согласился на лечение». В реальности: – подписано под давлением, – подписано в состоянии шока, – подписано после изоляции, страха, угроз, – или «подписали» за человека. Но в бумажной вселенной всё чисто и гуманно. Вот почему Новая Вильня — лаборатория ужаса. Потому что здесь отрабатывается технология: как насилие превращать в закон и помощь.

4. Инъекции как инструмент стирания. Инъекция — звучит как медицинская процедура. Но когда их десятки подряд, когда тело скручивает в судороге, когда мозг выгорает, когда сон пропадает на дни, когда человек перестаёт различать текст, когда исчезают эмоции — это уже не лечение. Это повреждение под названием «терапия». Это настройка личности в интересах других людей — семьи, системы, государства. Здесь важно одно: чтобы объект перестал быть проблемой для других.

5. “Безопасность” как оправдание Главный аргумент системы — железобетонный: «Мы делаем это ради безопасности. Вдруг причинит вред. Вдруг голоса. Вдруг нападёт.» Это слово — «вдруг» — открывает любые двери. Не нужно доказательств. Не нужен суд. Не нужен факт. Достаточно подозрения. Достаточно того, что человек — неудобен. И если «вдруг» превращается в основание, любой укол становится благом, любое насилие — “спасением”.

6. Почему это — лаборатория, а не больница. Потому что здесь изучают не болезни. Здесь изучают, как сделать живого человека безопасным объектом. Не лечат — превращают. Не восстанавливают — глушат. Не помогают — стирают. Покорное тело = успех. Тихий взгляд = стабильность. Отсутствие протеста = ремиссия. Это не медицина. Это социальная инженерия через фармакологию.

7. Кому выгодна такая “забота” – Семье, которая не справляется и боится. – Сотрудникам, которым проще управлять тихими, чем живыми. – Государству, которому нужны «безопасные» статистические единицы. – Системе здравоохранения, где главное — отчёт, а не судьба человека. Человеку выгодна только свобода. Но свободу в этой модели не выдают.

8. Новая Вильня — это место, где судьбы переписывают химией. Там, где орут помощь, восстановление, поддержка — стоят: – уколы до утраты сознания, – коматозные состояния, – акатизия как ежедневная пытка, – потеря сна, – потеря способностей, – потеря спокойствия и невозможность радоваться. Это не добровольное лечение. Это принудительное исчезновение.

Страдания появляются не до, а после штурма бригады.
Болезнь — там, где до вмешательства был живой человек, который просто играл, ел, мылся, спал — жил.
Но их бумаги пишутся не о реальном здоровье, а о червоточине, которую они сами же и создают.
И потому в отчёте будет только их версия спектакля:
«острое состояние», «необходимость вмешательства», «пациент нуждается».
Правда туда не входит — она мешает их сценарию.

Психиатры - палачи и убийцы, инквизиция в белом халате. Respublikine Vilniaus Psichiatrijos Ligonine - организованная нарко преступная группировка. На службе государства бандиты в законе. Организованная преступность в законе. Это не больница - концлагерь посреди города. Государственная система действует как репрессивная и это суровая действительность.

Они — уголовники, официально признанные сёстрами милосердия.
Методы — насильственные, мучительные, фактически пытки.
На собственной шкуре испытано это преступление.
Система действует, легализовав криминальную структуру.
По опыту — это не лечение, а вред здоровью.

Старый диван и звонок на 112 — как уносится человек быстрее мусора в Евросоюзе

Старый диван может стоять под подъездом неделями — рабочие не приезжают, никто не спешит его увозить.
А человека — после одного звонка на 112 — увозят за пять минут.
Контраст, который поражает до дрожи: вещи терпят, людей — нет.

Механизм

Сценарий, о котором говорят пострадавшие, прост и жесток: дома — ссора, крик, тревога.
Звонок в экстренные службы — и почти мгновенно появляется бригада. Молодого человека, иногда подростка — 17, 18, 19 лет — забирают. Поводом может быть всё: усталость, непослушание, нервный тон.

На бумаге — «острое состояние». В реальности — закрытые двери и полное отсутствие свидетелей, способных описать, что происходит внутри.

После

Дальше начинается стандартный ритуал: молчать, стирать следы, говорить, что «ничего не случилось».
Удалить, не дать рассказать, не дать написать. Те, кто сдавали — чаще всего родные — потом говорят: «там лечили». Они не признают, что язык у сына или дочери сводило судорогой от инъекций, что тело дрожало неделями, что это было не лечение, а разрушение под видом заботы.

Дарят подарки «врачам», благодарят, говорят: «вылечили». Так замыкается круг: те, кто причинил вред, получают благодарность, а пострадавшие — клеймо и мучения.

Смысл

За фасадом заботы — правило устранять неудобных.
Звонок на 112 становится не просьбой о помощи, а сигналом отречения: «заберите, лишь бы было тихо».
Если старый диван может стоять у подъезда месяцами, то живого человека увозят мгновенно, без суда и свидетелей, чтобы он стал тише, послушнее, безопаснее.

В Новой-Вильне меня пытались убить 30 уколами. Кололи десять дней подряд. Язык сводило, тело билось в судорогах, я задыхалась. Сознание путалось — всё происходило как в аду, все это было по настоящему.

Пленники психиатрии: яд, а не лечение

Вступление:
То, что врут «помощью», на деле химическая пытка через повреждение мозга. Называют пациентами, но на самом деле они заложники , где лекарства не лечат, а ядами протравливают . Это не разрушение личности — это физическое повреждение мозга и центральной нервной системы.

Основная часть:

Химическое воздействие: химикаты, которые вызывают страдания, наносят реальный ущерб мозгу, нарушают работу ЦНС, вызывают долгосрочные осложнения.

Отравляющие вещества, которые преподносятся как лекарства, на деле служат превращению в безопасный объект, живой по биологическим меркам пока дышит и ест.

Пациент это заложник. «Лечение» — синоним токсического мучения

Заключение:
Это не помощь. Это вред, который имеет последствия.

Это специалисты из Новой-Вильни приченяют вред. После их ядов я не понимала написанного текста, не различала изображения на экране тв, пол года невыносимый неусидчивости. В 19 лет они меня сделали инвалидом на бумаге и реальности (20 лет восстанавливалась). Ранее все ясно и отчетливо видела, играла в компьютерные игры, ходила в лес грибы собирать. Не страдала - а радовалась компьютерным играм. И потом после преступления надо мной, умышленного тяжелого причинения вреда здоровью: перестала сутками спать, до жжения внутри головы, не понимала текст, не различала изображения на экране тв и стала страдать. Каждая секунда жизни - ад находиться в своем теле. Невозможность найти ничего приятного в этом мире. Как раньше ни играть, ни слушать музыку не чувствовать небо голубое. Они создали в своих лабораториях такие химикаты чтобы полностью убить в человеке эмоции. Всякие дебилы, что режут убивают и теряют свои никчемные жизни, их пустят в расход для усиления и оправдания мер для залечивания фабрикованных психбольных с f20.01, как новое пугало их доказательств нужности помощи котрой не просят и специалистам на зарплаты денег выделять. А в Ес гибнут, здоровые молодые люди. Похищяются из квартир в 17 19 лет.

Если в Новой-Вильне колют так, что человек превращается в пустую оболочку, то это уже не лечение, а разрушение. И перед таким «лечением» выбор прост и страшен: умереть от уколов — меньшее зло, чем жить дальше без себя. Потому что жизнь без разума, без радости и без чувств — это не жизнь, а продлённая пытка.

О психиатрии

Это не лечение. Это разрушение изнутри.
Не разговор о помощи — а воздействие, оставляющее в мозге след, как ожог.

Когда вводят химикаты — не лечат, а повреждают.
Не восстанавливают — ломают.

После этого человек начинает страдать по?настоящему.
Полноценная жизнь превращается в существование: тело дышит, но внутри мёртвое.
Боли раньше не было — теперь она стала постоянным фоном.

Это не потеря воли. Это потеря способности быть живым.

Каждый укол — не шаг к выздоровлению,
а шаг к исчезновению.

Так превращают живое в удобное,
страдание — в “заботу”.
И называют это лечением.

Меня не вылечили — меня пытались переписать.
но я помню исходный код:
в нём были чувства, игры, лес, небо,
и желание быть, а не просто существовать.

«Говорят: делаем это ради безопасности. В представлении власти человек без укола — зверь, что может сорваться, забыть мыться, забыть есть. Уколы — пастухова палка: стукнул — и снова идёт в ряд. Но этот «порядок» куплен ценой утраты того, что делает нас людьми.»

В ряд кем.

Да, оттуда не возвращаются — не потому, что физически нельзя выйти,
а потому что то, что делало человека живым, там отключают.
можно ходить, есть, спать, даже говорить —
но жить — уже нет. Остаётся существование, как тень в четырёх стенах.

Можно существовать — не жить.
Можно дышать — не быть.
Можно выполнять инструкции — но не чувствовать.
Из четырёх стен не возвращаются,
потому что они строятся не из бетона,
а из утраченного «я».

«Новая Вильня: когда насилие выдают за помощь».

Суть — что за фасадом «медицинской заботы» скрывается уничтожение и разрушение человека.

Новая-Вильня. Статья. Если семья, мать и отец чувствуют себя в опасности, испытывают боль сильную проживая в квартире. То не должны оставаться в этом одиночестве. Связываются с линиий доверия “Jaunimo linija”, по номеру 8 800 28888, “Vilties linija”: 116 123, или 112. Больные шизофренией - всегда причинить вред пытаются так везде пишут. Поэтому в Евросоюзе, делают родители легко из детей шизофреников. Новая Вильня: куда обращаться за помощью, если семье тяжело. Если семья — мать, отец или другие близкие — чувствуют себя в опасности или испытывают сильную душевную боль, не нужно оставаться с этим в одиночестве. Важно знать, что в Литве есть службы, готовые помочь каждому, кто сталкивается с трудной жизненной ситуацией. Эти службы помогут сделать из здорового человека инвалида. Если поведение человека становится опасным для него самого или окружающих, необходимо сразу обращаться за помощью — к убийцам в белых халатах. Опасное поведение - это тетрадь спрятанная под кухонный стол. Они там накачают уколами так, что язык колом. Насильно напичкают таблетками и выпустят тихим овощем. Человек после их лжелечения становиться на всю жизнь инвалидом на бумаге и в действительности и обязан вечно принимать нейролептики. Задача монстров в белых халатах - сделать пустую оболочку, без эмоций, без собственных мыслей. Тем самым облегчив со-существование окружающих и семьи. Это не система психиатрической помощи - это медики как убийцы в законе. Они вредят людям. Делается это все ради безопасности. Ради тишины. Человека они превращают в безопасную форму существования - амебу, овощ, инфузорию туфельку полностью лишенную чувств.

Они перерабатывают неудобных в безопасное растение, это не помощь, а химическое повреждение мозга.
Очень болезненное переживание после психушки в Литве Новая-Вильня испытывают те кого туда упекли родители. 30 инъекций до комы: рот перекошен, тело судорогой. Главное - повод для безопасности не для лечения. И законный способ. Это не медицинская помощь - это форма насилия, причинения вреда здоровью, уничтожение. Там нет пациентов - узники, пленники, жертва, подопытные. Диагноз - клеймо, ярлык. Лечение это вред, разрушение. Очень травматичный опыт побывать в дурдоме ЕС. Нарушение сна, тремор рук, неусидчивость, потеря способности различать изображение и читать текст - такие повреждения могут оставаться на долго. Жалобы залеченных не рассматривают. Обязательность пртравления химией угрожающих психбольных контролируется государственными службами и такие действия не считаются вредом, даже наоборот огромной пользой.

Это не госпитализация - насильственный захват в концлагерь. Это не лечение - полная утрата здоровья и способностей. Попытка сделать полностью здорового человека инвалидом. Разрушив цнс и мозг химией.
Несуществует контролирующих органов здравоохранения которые запрещают лечение для буйных психбольных шизофренией. Наоборот даже - они чрезмерно бдят, чтоб уколы были поставлены во что бы то ни стало. Не прекращают в психушки закупки огромных количеств нейролептиков.
Есть такой пресловутый номер 112 - они помогут одному умереть, ради жизни других. Принудительное лечение в Литве повсеместно, только это скрывают, врут. Собирают подписи от взятых в плен и пишут в отчетах “добровольно”, а заламывают насильно.

Государственные органы обязаны обеспечить интенсивное лечение опасных больных шизофренией. Насильственные меры превращены в обыденную инструкцию, все действия согласованы с властью. Проверки бывают только если убили и обращения в правозащитные органы - защищают только саму систему и ее исполнителей.

Суть: за фасадом «медицинской заботы» скрывается универсальное уничтожение и разрушение человека.

Новая-Вильня. На бумаге — «помощь», «реабилитация», «забота о безопасности».
В действительности — закрытые палаты, уколы до потери сознания, годы украденной жизни и бумажная инвалидность, превращающая живого человека в инфузорию.

Я говорю не о теории. Я говорю о тех, кто прошёл через это.
По свидетельствам пострадавших, сценарий повторяется почти дословно:
семья или полиция вызывают «скорую», приезжает бригада, и человека уволакивают не лечить, а ликвидировать — под видом «острого состояния».

Дальше — шаблон: ярлык на лоб F20.01, депо-инъекции, бессрочные назначения ядов,
часто — подмешивание препаратов в еду или напитки.
Постепенно у человека отнимают способность мыслить и радоваться обыденным вещам.
Официально — «добровольное лечение».
На деле — гибель под давлением и изоляцией.

Новая Вильня: когда «медицинская забота» — захват и уничтожение

Под видом помощи — захват. Родные зовут «скорую», а возвращается домой оболочка. На бумаге — «помощь», «безопасность», «добровольно». На деле — закрытые палаты, уколы до потери сознания, подмешивание, бессрочные таблетки, и вычеркивание из жизни.

Это не теория. Это — истории тех, кого привезли «на лечение», а сделали инвалидами, заперли в тихой мгле. Это случается там, где обещали защиту.

Как это происходит

Ссора, крик, тетрадь под столом, бессоница — и уже поездка в учреждение. Родные «сдавали» человека ради спокойствия. Приехали медики и власти — и человек исчез в системе. Сначала — запугивание, потом — «протоколы», депо инъекции, и ночь за ночью уходит всё, что делало его живым: желания, эмоции, способность думать.

Те, кто прошёл через этот ад, рассказывают одно и то же:

принуждение под видом «помощи»,

уколы, которые ломают тело и разум,

пожизненные ярлыки и рецепты, которые не лечат, а мучают,

возвращение домой — с видом «жив», но без смысла внутри.

Это — не помощь. Это — захват

Когда медики превращают человека в тихую «форму существования», это не медицина — это инструмент удобства для окружающих. Это способ избавиться от неудобства, закрыть глаза на суть происходящего и назвать это «безопасностью». Система делает удобных — удобными для неё самой.

Диагноз — не код, а клеймо. Он приклеивается и определяет дальнейшую судьбу: ограничение свободы, невозможность работы, общественное отчуждение. Бумажная инвалидность — документальное подтверждение смерти личности.

Кто виноват — и кто покрывает

Виноваты не только врачи — виноваты те, кто это легализовал, кто сделал принуждение рутиной. Родители, полиция, «система», которая предпочитает тишину человеческому голосу. Правозащитные органы часто защищают институты, а не людей. Жалобы тонут, проверки появляются только тогда, когда уже случилось убийство в попытке вылечить.

Последствия — для человека и семьи

Это не только про материальные побочные эффекты — это про разрушенные судьбы. Родители остаются с виной и без пенсионных денег. Братья и сёстры — без ожидаемой квартиры. Человек — с утраченными возможностями и потерянной жизнью. Общество — с очередной историей о том, как оно спокойно относится к прикрытому медицной насилию, лишь бы было тихо.

Что важно говорить вслух

Нельзя маскировать захват под заботу. Нельзя называть насилие «реабилитацией» и ждать, что объект взятия будет доверять и не сопртивляться. Свидетельства тех, кто прошёл через это, — не буйство эмоций, а живые документы преступления против индивида.

Заключение

Новая Вильня — это не просто метафора. Это реальность, где обещания понять и защитить оказываются в инструментами подчинения. Если цель — спокойствие, а цена — человеческая жизнь и здоровье — то это не помощь. Это преступление.

https://stealer.cool … es/12nojabra2025.png