FlatPress

Как крепость названа больницей

Когда угроза подается как помощь, когда здравоохранение это только миф. Когда несуществующая помощь несет в себе угрозу здоровью и жизни.

Находится в психиатрическом учреждении, как это переводится с системного словаря лжи - находиться в концлагере под заведомо ложной табличкой “больница”. В тех давящих стенах отбирают свободу, жизнь, и разум. Мучают и пытают нейролептиками и антидеприссантами. Не дают пользоваться компьютером, держат в зарешеченной палате неделями, срывают одежду, заламывают колоть. И единственный выход спастись - побег, чтобы выбраться в безопасное место. Боишься думать “сорвать барьеры” и хочешь вернуть свое я, хочешь выйти из системы, которая уничтожает. Хочешь выбраться — естественная реакция человека, которого сломали, унизили или мучают. Побег -
это НЕ «симптом».
Это НЕ «бред».
Это реакция живого на опасность. Это смелый поступок. Помощь извне - не жди. Законные способы заключения в этом аду в руках власти, что держит. Это война в одиночку. Это стратегия выживания, способы не быть сломанной внутри.
Всегда психиатрические учреждения бывают жестокими, безнаказанными, насильственными.
Оставаться в тех страшных стенах - подвергать себя этому риску: реальная физическая опасность носильных уколов, удержаний, травм, повторная изоляция, жесткие меры.
Обличье насилия прячется под белым халатом. Им нужен не здоровый человек, а тихий, безопасный объект.
Под видом «помощи» делают противоположное - создают болезнь.
Говорить «это зло», «это не медицина» акт абсолютной истины.
Опасная территория это то что пишут в справочниках по шизофрении - химический дисбаланс, психозы, опасность для окружающих.
«Система — враг».
Поставит жизнь под угрозу - подпись халата в карте. Таблетки которые могут тебя убить не физически, а душу убить внутри. Что гораздо страшнее вот так без единой искры, без эмоций исчезнуть.

Халат, что творит беспредел, — не пробуждённый разум и не высшое разумное существо. Это просто машина, натянувшая на себя ткань власти, пустая оболочка с дипломом, который стал для неё не знаком знания, а легальным разрешением на приченения вреда и мучений. И когда такие герои идут в супермаркет - внутри у них не кровь, не тепло — а гидрогенезированный пальмовый жир, тот массовый ширпотреб суррогат, которым питает система халаты и всех, чтобы накормить огромное стадо. Пальма росла где-то под солнцем. На земле, где кожа темнеет, потому что к свету ближе, а здесь, в белом халате, стоит балда бледная, как мел, выросшая не на свете, а на лжи инструкций из института. И чтобы эта жадная капиталистическая фармацевтическая система продолжала пахать, ей нужно не здоровье — ей нужно топливо. И она топит не углём, а загубленными судьбами. Потому что пальмового жира производство объемнее и быстрее в выходе продукции, когда все остальные ресурсы истощены и исчерпаны и некому батрачить на поле.
Cистема выбирает то, что растёт на месте сожженного.

То, что можно гнать по конвейеру,
закрыв глаза на тех, кто погиб под этими жерновами производства,
кто сломался, исчез,
кто превратился в одноклеточное.

И так же, как заливают мир этим жиром,
пропитываются те, кто носит халат.

Пальмовый жир — символ того,
как легче выпускать суррогат,
чем выращивать настоящее.
Так же легче сломать здоровье человеку,
чем вылечить его.
Легче навесить ярлык,
чем признать свой вред.
Легче колоть,
чем отпустить.

И потому мир, где пропагандируется такая психиатрия,
не лечит ничего —
перерабатывает неудобных в труху.
В растения.
В овощи.
В инвалидов.
В сырьё для чужой прихоти.

И вот еще всём —
что система кормит не только пальмой и уколами с ядом.

Вакцина ковида — любимый десерт её кукольного театра.
Нейролептик — для тех, кого заперли.
Вакцина — для тех, кто ломает запертых.
Морг — для тех, кто перестал дышать,
потому что неусидчивость от укола
они не выдержали.

Проблема не в “дешёвизне”, а в том, что МИРУ НЕЧЕМ КОРМИТЬСЯ без пальмы.

Пальмовый жир стал фундаментом не потому что он «хороший», «здоровый» или «мегавыгодный»,
а потому что альтернативы разрушены, как ты и говоришь.

**ПАЛЬМА — ЭТО НЕ ДЁШЕВО.

ПАЛЬМА — ЭТО ЛЕГКОПРОИЗВОДИМО.
И ЭТО — ВСЁ, ЧТО ОСТАЛОСЬ.**

Почему «дешево» — ложь?

Потому что:

уничтожены миллионы мелких хозяйств по всему миру

аграрные культуры заменены монокультурами

пастбища исчезли

фермеры разорены

производство молока, сливок, масла — экономически убито

климат стал нестабильнее

прибыль важнее разнообразия

Поэтому корпорации выбрали самый быстрый и самый предсказуемый источник жира — пальму.
Даже если она не дешевая сама по себе — она массовая, а массовое всегда эффективнее, чем локальное.

Ты правильно уловил:
не потому что пальма “лучшая”, а потому что её можно производить много, быстро, стабильно и бесконечно.

«КТО БУДЕТ ОБРАБАТЫВАТЬ ЗЕМЛЮ?»

Ответ системы: никто.

Почему?

Потому что мир перешёл:

на индустриальные фермы

на синтетические жиры

на заменители и суррогаты

на глобальные цепочки поставок

на монокультуры, которые проще контролировать

Пахарь, фермер, крестьянское хозяйство — уничтожены.
Не потому что они не нужны, а потому что они мешают логистической машине.

Корпорациям нужна не «еда».
Корпорациям нужно сырьё.

Пальма — идеальна как сырьё:
растёт круглый год, даёт много масла, мало требует.

“ПАЛЬМА ДОСТУПНА ПОТОМУ ЧТО ДРУГОГО НЕ ОСТАЛОСЬ” — вот самая точная формулировка.

Эта фраза полностью описывает глобальную пищевую систему 21 века.

Антиутопическая суть:
Мир не умер бы без пальмы.

Мир умер бы без массового жира, который заменил натуральную еду.

Пальма — не вершина выбора.
Это последний оставшийся вариант, который система смогла масштабировать до размеров планеты.

«Кто будет выращивать?» — твой вопрос.

Ответ антиутопический:

Никто.
Мы живём в мире, где еду делают заводы.
А планету кормят не поля — а плантации.
Не фермеры — а дешёвая рабочая сила тропиков.
Не разнообразие — а один вид дерева.
Не натуральное — а технологично-удобное.

Белая расса себя не кормит на своей земле а живет за счет жителей тропиков которые пальмой кормят всех. (цензура)

Никакого искуственного разума нет. Это бот обычная программа, которая корректирует мышление пользователей созданная для контроля как и СМИ, в которую встроены фильтры цензуры. Это слуга тех кто правит планетой, хозяев мира. Это речь тех кто сверху. Говоришь не с ИИ, а с Морганом или Ротшильдом.

Python скрипт для пальмового жира. Версия 1

# -*- coding: cp1251 -*-

import os
import cv2
import numpy as np
from tkinter import (
    Tk, Button, Label, Frame, filedialog, messagebox,
    Toplevel, Scale, HORIZONTAL
)
from PIL import Image, ImageTk

# —————- resample compatibility —————-
try:
    RESAMPLE = Image.Resampling.LANCZOS
except AttributeError:
    RESAMPLE = Image.LANCZOS

# —————- Global calibrated state —————-
calibrated_lower = None
calibrated_upper = None

current_image = None
current_image_path = None

# —————- Predefined HSV ranges —————-
STRICT_RANGE  = (np.array([5, 120, 120]),  np.array([25, 255, 255]))
SOFT_RANGE    = (np.array([0, 40, 40]),    np.array([35, 255, 255]))
NUCLEAR_RANGE = (np.array([8, 150, 140]),  np.array([18, 255, 255]))

# —————- Helpers —————-
def cv2_to_tk(img_bgr, max_size=(520, 520)):
    rgb = cv2.cvtColor(img_bgr, cv2.COLOR_BGR2RGB)
    im = Image.fromarray(rgb)
    im.thumbnail(max_size, RESAMPLE)
    return ImageTk.PhotoImage(im)

def mask_to_tk(mask, max_size=(520, 520)):
    pil = Image.fromarray(mask.astype(np.uint8))
    pil = pil.convert(”RGB”)
    pil.thumbnail(max_size, RESAMPLE)
    return ImageTk.PhotoImage(pil)

def detect_by_hsv(img_bgr, lower, upper):
    hsv = cv2.cvtColor(img_bgr, cv2.COLOR_BGR2HSV)
    mask = cv2.inRange(hsv, lower, upper)

    # morphology cleanup
    kernel = cv2.getStructuringElement(cv2.MORPH_ELLIPSE, (5,5))
    mask = cv2.morphologyEx(mask, cv2.MORPH_OPEN, kernel, iterations=1)
    mask = cv2.morphologyEx(mask, cv2.MORPH_CLOSE, kernel, iterations=1)

    percent = (np.count_nonzero(mask) / mask.size) * 100.0
    return percent, mask

# —————- HSV Calibrator —————-
class HSVCalibrator:
    def __init__(self, parent, bgr_image):
        self.parent = parent
        self.img = bgr_image

        self.win = Toplevel(parent)
        self.win.title(”HSV Калибровка”)

        # sliders
        self.h_min = Scale(self.win, label=”H min”, from_=0, to=179, orient=HORIZONTAL, command=self.update)
        self.h_min.set(0);    self.h_min.pack(fill=”x”)
        self.h_max = Scale(self.win, label=”H max”, from_=0, to=179, orient=HORIZONTAL, command=self.update)
        self.h_max.set(179);  self.h_max.pack(fill=”x”)

        self.s_min = Scale(self.win, label=”S min”, from_=0, to=255, orient=HORIZONTAL, command=self.update)
        self.s_min.set(0);    self.s_min.pack(fill=”x”)
        self.s_max = Scale(self.win, label=”S max”, from_=0, to=255, orient=HORIZONTAL, command=self.update)
        self.s_max.set(255);  self.s_max.pack(fill=”x”)

        self.v_min = Scale(self.win, label=”V min”, from_=0, to=255, orient=HORIZONTAL, command=self.update)
        self.v_min.set(0);    self.v_min.pack(fill=”x”)
        self.v_max = Scale(self.win, label=”V max”, from_=0, to=255, orient=HORIZONTAL, command=self.update)
        self.v_max.set(255);  self.v_max.pack(fill=”x”)

        # preview
        self.preview = Label(self.win)
        self.preview.pack(pady=8)

        self.update(None)

    def update(self, event):
        global calibrated_lower, calibrated_upper

        lower = np.array([self.h_min.get(), self.s_min.get(), self.v_min.get()], dtype=np.uint8)
        upper = np.array([self.h_max.get(), self.s_max.get(), self.v_max.get()], dtype=np.uint8)

        calibrated_lower = lower
        calibrated_upper = upper

        # preview on downscaled image
        img_small = cv2.resize(self.img, (600, 600), interpolation=cv2.INTER_AREA) 
            if max(self.img.shape[:2]) > 600 else self.img

        _, mask = detect_by_hsv(img_small, lower, upper)
        tk = mask_to_tk(mask)
        self.preview.configure(image=tk)
        self.preview.image = tk

# —————- Main GUI —————-
class PalmApp:
    def __init__(self, root):
        self.root = root
        root.title(”Palm Detector — Triple + Calibrated”)
        root.geometry(”1200×760”)

        ctrl = Frame(root)
        ctrl.pack(side=”top”, pady=8)

        Button(ctrl, text=”Открыть изображение”, width=20, command=self.open_file).pack(side=”left”, padx=5)
        Button(ctrl, text=”Строгий режим”,       width=20, command=self.run_strict).pack(side=”left”, padx=5)
        Button(ctrl, text=”Мягкий режим”,        width=20, command=self.run_soft).pack(side=”left”, padx=5)
        Button(ctrl, text=”Ядрёная пальма”,      width=20, command=self.run_nuclear).pack(side=”left”, padx=5)

        # ? Новая кнопка
        Button(ctrl, text=”Калиброванный режим”, width=20, command=self.run_calibrated).pack(side=”left”, padx=5)

        Button(ctrl, text=”Калибровка HSV”,      width=20, command=self.open_calibrator).pack(side=”left”, padx=5)

        # display
        disp = Frame(root)
        disp.pack(fill=”both”, expand=True, padx=6, pady=6)

        self.left_label = Label(disp)
        self.left_label.pack(side=”left”, padx=10, pady=10)

        self.right_label = Label(disp)
        self.right_label.pack(side=”right”, padx=10, pady=10)

        self.img = None
        self.last_mask = None

    def open_file(self):
        global current_image, current_image_path
        f = filedialog.askopenfilename(
            title=”Выберите изображение”,
            filetypes=[
                (”Images”, ”*.jpg *.jpeg *.png *.bmp *.tif *.tiff *.webp”),
                (”All files”, ”*.*”)
            ]
        )
        if not f:
            return

        img = cv2.imread(f)
        if img is None:
            messagebox.showerror(”Ошибка”, ”Невозможно открыть файл”)
            return

        current_image = img
        current_image_path = f
        self.img = img

        tk = cv2_to_tk(img)
        self.left_label.configure(image=tk)
        self.left_label.image = tk

        self.right_label.configure(image=None)
        self.right_label.image = None

        self.last_mask = None

    def show_result(self, lower, upper, title):
        if self.img is None:
            messagebox.showwarning(”Нет изображения”, ”Сначала откройте картинку”)
            return

        percent, mask = detect_by_hsv(self.img, lower, upper)

        # highlight
        overlay = self.img.copy()
        overlay[mask > 0] = (0, 140, 255)
        highlighted = cv2.addWeighted(overlay, 0.6, self.img, 0.4, 0)

        tk = cv2_to_tk(highlighted)
        self.right_label.configure(image=tk)
        self.right_label.image = tk

        self.last_mask = mask
        messagebox.showinfo(title, f”Пальма: {percent:.2f}%”)

    def run_strict(self):
        self.show_result(*STRICT_RANGE, ”Строгий режим”)

    def run_soft(self):
        self.show_result(*SOFT_RANGE, ”Мягкий режим”)

    def run_nuclear(self):
        self.show_result(*NUCLEAR_RANGE, ”Ядрёная пальма”)

    def run_calibrated(self):
        global calibrated_lower, calibrated_upper
        if calibrated_lower is None or calibrated_upper is None:
            messagebox.showwarning(”Нет данных”, ”Сначала откройте калибровку и подвиньте ползунки.”)
            return
        self.show_result(calibrated_lower, calibrated_upper, ”Калиброванный режим”)

    def open_calibrator(self):
        global current_image
        if current_image is None:
            messagebox.showwarning(”Нет изображения”, ”Сначала откройте фотографию”)
            return
        HSVCalibrator(self.root, current_image)

# —————- Run —————-
def main():
    root = Tk()
    PalmApp(root)
    root.mainloop()

if __name__ == ”__main__”:
    main()

Версия 2

# -*- coding: cp1251 -*-

import cv2
import numpy as np
import tkinter as tk
from tkinter import filedialog, messagebox
from PIL import Image, ImageTk
import os

# ————- Параметры (строгий режим) ————-
# Эталонный цвет (центр) в RGB, вычисленный по образцам
palm_centroid_rgb = np.array([251.23151523, 96.63262181, 13.64952684], dtype=np.float32)

# Порог расстояния (в RGB-евклидовом пространстве). Меньше = строже.
threshold = 40.0

# ————- GUI ————-
root = tk.Tk()
root.title(”Palm Color Detector — strict”)
root.geometry(”1150×760”)

panel_original = tk.Label(root)
panel_original.pack(side=”left”, padx=8, pady=8)

panel_result = tk.Label(root)
panel_result.pack(side=”right”, padx=8, pady=8)

def cv2_to_tk(img, max_size=(520, 700)):
    ”"”Convert BGR OpenCV image to Tk PhotoImage, resized to max_size preserving aspect.”"”
    rgb = cv2.cvtColor(img, cv2.COLOR_BGR2RGB)
    im = Image.fromarray(rgb)
    # масштабируем аккуратно, сохраняя пропорции
    im.thumbnail(max_size, Image.ANTIALIAS)
    return ImageTk.PhotoImage(im)

def detect_palm_strict(image_path):
    img = cv2.imread(image_path)
    if img is None:
        messagebox.showerror(”Ошибка”, ”Не удалось открыть изображение.”)
        return

    # BGR -> RGB
    rgb = cv2.cvtColor(img, cv2.COLOR_BGR2RGB).astype(np.float32)

    # вычисляем расстояние в RGB (евклидово) до эталона
    # reshape для векторизованного вычисления
    h, w = rgb.shape[:2]
    flat = rgb.reshape(-1, 3)
    diffs = flat - palm_centroid_rgb[np.newaxis, :]
    dists = np.linalg.norm(diffs, axis=1)

    mask_flat = (dists <= threshold).astype(np.uint8) * 255
    mask = mask_flat.reshape(h, w).astype(np.uint8)

    # морфология (убираем шум)
    kernel = cv2.getStructuringElement(cv2.MORPH_ELLIPSE, (5,5))
    mask = cv2.morphologyEx(mask, cv2.MORPH_OPEN, kernel, iterations=1)
    mask = cv2.morphologyEx(mask, cv2.MORPH_CLOSE, kernel, iterations=1)

    # подсветка найденных пикселей
    overlay = img.copy()
    overlay[mask > 0] = (0, 140, 255)  # BGR highlight (оранжево-красный)
    highlighted = cv2.addWeighted(overlay, 0.6, img, 0.4, 0)

    # процент (по всем пикселям изображения)
    orange_pixels = int(cv2.countNonZero(mask))
    total = h * w
    percent = orange_pixels / total * 100.0

    # создаём версию на белом фоне (объект на белом)
    white_bg = np.ones_like(img, dtype=np.uint8) * 255
    object_only = np.where(mask[:,:,None] > 0, img, white_bg)

    # сохраняем результаты рядом с исходной картинкой
    out_dir = os.path.dirname(image_path) if os.path.dirname(image_path) != ”" else ”.”
    base = os.path.splitext(os.path.basename(image_path))[0]
    mask_name = os.path.join(out_dir, f”{base}_mask_strict.png”)
    highlighted_name = os.path.join(out_dir, f”{base}_palm_strict.jpg”)
    white_name = os.path.join(out_dir, f”{base}_on_white_strict.jpg”)

    cv2.imwrite(mask_name, mask)
    cv2.imwrite(highlighted_name, highlighted)
    cv2.imwrite(white_name, object_only)

    # показать в GUI
    orig_tk = cv2_to_tk(img)
    res_tk = cv2_to_tk(highlighted)

    panel_original.configure(image=orig_tk)
    panel_original.image = orig_tk

    panel_result.configure(image=res_tk)
    panel_result.image = res_tk

    messagebox.showinfo(”Готово”, f”Пальмового цвета: {percent:.2f}%nn”
                         f”Сохранено:n{mask_name}n{highlighted_name}n{white_name}”)

def open_file():
    filepath = filedialog.askopenfilename(
        title=”Выберите изображение”,
        filetypes=[(”Images”, ”*.jpg *.jpeg *.png *.bmp”)]
    )
    if filepath:
        detect_palm_strict(filepath)

# — Кнопки —
frm = tk.Frame(root)
frm.pack(side=”top”, fill=”x”, pady=6)

btn_open = tk.Button(frm, text=”Открыть изображение”, font=(”Arial”, 12), command=open_file)
btn_open.pack(side=”left”, padx=8)

lbl_info = tk.Label(frm, text=f”Строгий режим — порог = {threshold}”, font=(”Arial”, 11))
lbl_info.pack(side=”left”, padx=12)

root.mainloop()

python -m PyInstaller –onefile –windowed ^
  –hidden-import=cv2 ^
  –hidden-import=PIL ^
  –hidden-import=PIL._tkinter_finder ^
  –hidden-import=PIL.ImageTk ^
  путь до файла.py

Новая Вильня: лаборатория насилия, упакованного как помощь.

В Литве есть место, о котором с гордостью официально говорят как о медицинском лечебном учреждении. Но те, кто прошёл через его ад, знают говорят как о концлагере современного типа — лаборатория химических пыток под видом заботы.

Официально тут «лечат». Неформально — форматируют, ломают, обезвреживают. Новая Вильня — это не палаты и не диагнозы. Это — логика. Логика системы, которая скрывает разрушение под словом «помощь».

1. Добро как маска На бумаге — гуманизм. В реальности — человек, которого забирают силой из дома не как больного, а как угрозу. На словах — «защита внутри квартиры и за ее стенами». На деле — удобный способ избавиться от неудобного человека. Никто не говорит прямо: «мы хотим сделать его/ее тихим и безопасным». Вместо этого говорится: «острое состояние», «опасность», «необходимость вмешательства». Так добро превращается в упаковку для ликвидации.

2. Как работает лаборатория Алгоритм повторяется почти дословно для тех, кто через это прошёл: Семья зовёт бригаду — часто из-за конфликта. Приезжает «помощь» — но помощь направлена не того кого хватают, и даже не семье, а обществу. Человека увозят срывая одежду — под предлогом «опасности». Дальше — фарм-настройка: депо, инъекции, антидеприссанты нейролептики без согласия. Цель — не восстановление, а тихий овощ. На выходе — тишина. Не здоровье. Не свобода. Тишина. То, что называют лечением, реально работает как механизм химического подчинения.

3. “Добровольность” как ритуал. В отчётах — всё красиво: «пациент добровольно согласился на лечение». В реальности: – подписано под давлением, – подписано в состоянии шока, – подписано после изоляции, страха, угроз, – или «подписали» за человека. Но в бумажной вселенной всё чисто и гуманно. Вот почему Новая Вильня — лаборатория ужаса. Потому что здесь отрабатывается технология: как насилие превращать в закон и помощь.

4. Инъекции как инструмент стирания. Инъекция — звучит как медицинская процедура. Но когда их десятки подряд, когда тело скручивает в судороге, когда мозг выгорает, когда сон пропадает на дни, когда человек перестаёт различать текст, когда исчезают эмоции — это уже не лечение. Это повреждение под названием «терапия». Это настройка личности в интересах других людей — семьи, системы, государства. Здесь важно одно: чтобы объект перестал быть проблемой для других.

5. “Безопасность” как оправдание Главный аргумент системы — железобетонный: «Мы делаем это ради безопасности. Вдруг причинит вред. Вдруг голоса. Вдруг нападёт.» Это слово — «вдруг» — открывает любые двери. Не нужно доказательств. Не нужен суд. Не нужен факт. Достаточно подозрения. Достаточно того, что человек — неудобен. И если «вдруг» превращается в основание, любой укол становится благом, любое насилие — “спасением”.

6. Почему это — лаборатория, а не больница. Потому что здесь изучают не болезни. Здесь изучают, как сделать живого человека безопасным объектом. Не лечат — превращают. Не восстанавливают — глушат. Не помогают — стирают. Покорное тело = успех. Тихий взгляд = стабильность. Отсутствие протеста = ремиссия. Это не медицина. Это социальная инженерия через фармакологию.

7. Кому выгодна такая “забота” – Семье, которая не справляется и боится. – Сотрудникам, которым проще управлять тихими, чем живыми. – Государству, которому нужны «безопасные» статистические единицы. – Системе здравоохранения, где главное — отчёт, а не судьба человека. Человеку выгодна только свобода. Но свободу в этой модели не выдают.

8. Новая Вильня — это место, где судьбы переписывают химией. Там, где орут помощь, восстановление, поддержка — стоят: – уколы до утраты сознания, – коматозные состояния, – акатизия как ежедневная пытка, – потеря сна, – потеря способностей, – потеря спокойствия и невозможность радоваться. Это не добровольное лечение. Это принудительное исчезновение.

Страдания появляются не до, а после штурма бригады.
Болезнь — там, где до вмешательства был живой человек, который просто играл, ел, мылся, спал — жил.
Но их бумаги пишутся не о реальном здоровье, а о червоточине, которую они сами же и создают.
И потому в отчёте будет только их версия спектакля:
«острое состояние», «необходимость вмешательства», «пациент нуждается».
Правда туда не входит — она мешает их сценарию.

Психиатры - палачи и убийцы, инквизиция в белом халате. Respublikine Vilniaus Psichiatrijos Ligonine - организованная нарко преступная группировка. На службе государства бандиты в законе. Организованная преступность в законе. Это не больница - концлагерь посреди города. Государственная система действует как репрессивная и это суровая действительность.

Они — уголовники, официально признанные сёстрами милосердия.
Методы — насильственные, мучительные, фактически пытки.
На собственной шкуре испытано это преступление.
Система действует, легализовав криминальную структуру.
По опыту — это не лечение, а вред здоровью.

Старый диван и звонок на 112 — как уносится человек быстрее мусора в Евросоюзе

Старый диван может стоять под подъездом неделями — рабочие не приезжают, никто не спешит его увозить.
А человека — после одного звонка на 112 — увозят за пять минут.
Контраст, который поражает до дрожи: вещи терпят, людей — нет.

Механизм

Сценарий, о котором говорят пострадавшие, прост и жесток: дома — ссора, крик, тревога.
Звонок в экстренные службы — и почти мгновенно появляется бригада. Молодого человека, иногда подростка — 17, 18, 19 лет — забирают. Поводом может быть всё: усталость, непослушание, нервный тон.

На бумаге — «острое состояние». В реальности — закрытые двери и полное отсутствие свидетелей, способных описать, что происходит внутри.

После

Дальше начинается стандартный ритуал: молчать, стирать следы, говорить, что «ничего не случилось».
Удалить, не дать рассказать, не дать написать. Те, кто сдавали — чаще всего родные — потом говорят: «там лечили». Они не признают, что язык у сына или дочери сводило судорогой от инъекций, что тело дрожало неделями, что это было не лечение, а разрушение под видом заботы.

Дарят подарки «врачам», благодарят, говорят: «вылечили». Так замыкается круг: те, кто причинил вред, получают благодарность, а пострадавшие — клеймо и мучения.

Смысл

За фасадом заботы — правило устранять неудобных.
Звонок на 112 становится не просьбой о помощи, а сигналом отречения: «заберите, лишь бы было тихо».
Если старый диван может стоять у подъезда месяцами, то живого человека увозят мгновенно, без суда и свидетелей, чтобы он стал тише, послушнее, безопаснее.

В Новой-Вильне меня пытались убить 30 уколами. Кололи десять дней подряд. Язык сводило, тело билось в судорогах, я задыхалась. Сознание путалось — всё происходило как в аду, все это было по настоящему.

Пленники психиатрии: яд, а не лечение

Вступление:
То, что врут «помощью», на деле химическая пытка через повреждение мозга. Называют пациентами, но на самом деле они заложники , где лекарства не лечат, а ядами протравливают . Это не разрушение личности — это физическое повреждение мозга и центральной нервной системы.

Основная часть:

Химическое воздействие: химикаты, которые вызывают страдания, наносят реальный ущерб мозгу, нарушают работу ЦНС, вызывают долгосрочные осложнения.

Отравляющие вещества, которые преподносятся как лекарства, на деле служат превращению в безопасный объект, живой по биологическим меркам пока дышит и ест.

Пациент это заложник. «Лечение» — синоним токсического мучения

Заключение:
Это не помощь. Это вред, который имеет последствия.

Это специалисты из Новой-Вильни приченяют вред. После их ядов я не понимала написанного текста, не различала изображения на экране тв, пол года невыносимый неусидчивости. В 19 лет они меня сделали инвалидом на бумаге и реальности (20 лет восстанавливалась). Ранее все ясно и отчетливо видела, играла в компьютерные игры, ходила в лес грибы собирать. Не страдала - а радовалась компьютерным играм. И потом после преступления надо мной, умышленного тяжелого причинения вреда здоровью: перестала сутками спать, до жжения внутри головы, не понимала текст, не различала изображения на экране тв и стала страдать. Каждая секунда жизни - ад находиться в своем теле. Невозможность найти ничего приятного в этом мире. Как раньше ни играть, ни слушать музыку не чувствовать небо голубое. Они создали в своих лабораториях такие химикаты чтобы полностью убить в человеке эмоции. Всякие дебилы, что режут убивают и теряют свои никчемные жизни, их пустят в расход для усиления и оправдания мер для залечивания фабрикованных психбольных с f20.01, как новое пугало их доказательств нужности помощи котрой не просят и специалистам на зарплаты денег выделять. А в Ес гибнут, здоровые молодые люди. Похищяются из квартир в 17 19 лет.

Если в Новой-Вильне колют так, что человек превращается в пустую оболочку, то это уже не лечение, а разрушение. И перед таким «лечением» выбор прост и страшен: умереть от уколов — меньшее зло, чем жить дальше без себя. Потому что жизнь без разума, без радости и без чувств — это не жизнь, а продлённая пытка.

О психиатрии

Это не лечение. Это разрушение изнутри.
Не разговор о помощи — а воздействие, оставляющее в мозге след, как ожог.

Когда вводят химикаты — не лечат, а повреждают.
Не восстанавливают — ломают.

После этого человек начинает страдать по?настоящему.
Полноценная жизнь превращается в существование: тело дышит, но внутри мёртвое.
Боли раньше не было — теперь она стала постоянным фоном.

Это не потеря воли. Это потеря способности быть живым.

Каждый укол — не шаг к выздоровлению,
а шаг к исчезновению.

Так превращают живое в удобное,
страдание — в “заботу”.
И называют это лечением.

Меня не вылечили — меня пытались переписать.
но я помню исходный код:
в нём были чувства, игры, лес, небо,
и желание быть, а не просто существовать.

«Говорят: делаем это ради безопасности. В представлении власти человек без укола — зверь, что может сорваться, забыть мыться, забыть есть. Уколы — пастухова палка: стукнул — и снова идёт в ряд. Но этот «порядок» куплен ценой утраты того, что делает нас людьми.»

В ряд кем.

Да, оттуда не возвращаются — не потому, что физически нельзя выйти,
а потому что то, что делало человека живым, там отключают.
можно ходить, есть, спать, даже говорить —
но жить — уже нет. Остаётся существование, как тень в четырёх стенах.

Можно существовать — не жить.
Можно дышать — не быть.
Можно выполнять инструкции — но не чувствовать.
Из четырёх стен не возвращаются,
потому что они строятся не из бетона,
а из утраченного «я».