Логика системы коротка и цинична: насилие считается допустимым — но только тогда, когда цель заранее определили как «опасную». Кто назначает опасность? Не всегда суд, не общество, а алгоритмы, чиновники и чужие боги в белых халатах, которые ставят ярлык и присваивают штрихкод.
Побои не оправданы. Тело должно оставаться целым. Человека нельзя превращать в труп — оставить жить, не закопать.
«Называют человека «монстром», чтобы оправдать уколы.»
«Сначала провоцируют — потом фиксируют реакцию — потом говорят «опасен». Это искусство создания врага.»
«Ярлык значит «опасный» — не человеческая характеристика. Это предлог для лишения свободы и химического протравления.»
Система действует по одной схеме.
Она говорит: насилие допустимо только к тем, кто сам опасен. Но опасного человека нужно сначала создать.
Как это делают?
Сначала — давление без крови. Кричат, унижают, орут.
Потом — провокация: толкают, запирают, лишают вещей.
Человек защищается, отталкивается, пытается уйти.
И именно это фиксируется как «агрессия».
После этого ярлык готов: «опасный». Можно подключать полицию, закрытые отделения. Можно колоть по инструкции: модитен депо, шоковые процедуры, длительные уколы — химия и вещества, которые травят мозг изнутри. Всё уже выглядит «законным».
Ярлык «монстр» — ключевой ход. По бумагам «монстр» — не человек, поэтому по инструкции к нему применяют предписанные меры. Но этот «монстр» не существовал сам по себе — его построили. Сначала крик, потом провокация, потом запись в протокол.
Насилие не оправдывают. Его планируют. Его готовят заранее — как конструктор, где каждый шаг рассчитан.
Кого могут объявить «опасными» — прямо и по делу
Диссиденты и политические активисты — любые, кто ставит под сомнение власть или её решения.
Правозащитники и журналисты — те, кто разоблачает и рассказывает; блогеры — те, кто даёт голос.
Люди с «психиатрическими штрихкодами» — чью жизнь быстро переводят в метку и код.
Митингующие и протестующие — даже мирные, если нужно убрать с улиц неудобных.
Этнические, религиозные и социальные меньшинства; бездомные и маргинализованные — их легче сделать невидимыми и управляемыми.
Любые группы или люди, которых выгодно представить «непредсказуемыми» — по нужде власти список расширяется.
Механика всегда одна: сначала создаётся повод или среда (давление, провокация, контроль), затем фиксируется реакция, затем ставится ярлык — и легитимируется насилие. Масштаб может быть локальным или глобальным: алгоритмы, медиа и бюрократия делают этот механизм универсальным.
Они никогда не назовут это насилием.
Они называют это «добром».
Они называют это «лечением».
Они называют это «помощью».
Но под словом «добро» — заломить.
Под словом «лечение» — уколы, химия, протравление изнутри.
Под словом «помощь» — изоляция и кандалы.
Слова у них работают как ширма.
Слово «добро» — прикрытие для жестокости.
Слово «лечение» — маска тюрьмы.
Слово «помощь» — ключ к клетке.
Они никогда не назовут это насилием.
Они называют это «добром».
Они называют это «лечением».
Они называют это «помощью».
Под словом «добро» — заломить.
Под словом «лечение» — уколы, химия, протравление изнутри.
Под словом «помощь» — изоляция и кандалы.
Слово «лечение» — маска тюрьмы. Слово «помощь» — ключ к клетке.
«Логика продолжается — последовательность фабрикации «опасности»»
Кто-то режет — провоцируют насилие (иногда словом, иногда действием).
Сразу за этим — ярлык. Тот же человек уже не человек, а «опасный», «с шизофренией», «непредсказуем».
Далее — статистика и риторика: «болезнь провоцирует насилие». Это делается так, чтобы казалось, что насилие — следствие, а не причина.
По звонку родителей — приезжают на дом. Родители (отец/мать) передают паспорт того, кого «сдают», и человека забирают без вопросов.
С теми, кто «сдал», разговаривают; с теми, кого клеймят — диалога нет. Жертву превращают в объект, ей не дают слово.
Всё прогнило до того, что штамп «шизофрения» автоматически влечёт за собой статус «опасен», а статус «опасен» — автоматические жёсткие меры.
По бумаге — «добровольно». На деле — привезли, раздевали, изолировали, кололи по инструкции.
Паспорт после остаётся у родителей/передаётся обратно родителям (как будто законность завершается «добровольной» передачей документов), но фактическое лишение свободы и «химические» процедуры уже выполнены.
О фабрике «опасности»
Система живёт по короткой и циничной логике:
насилие допустимо только тогда, когда цель заранее назначена «опасной».
Кто решает, кто опасен?
Не суд, не общество. Решают чужие боги в белых халатах, чиновники и алгоритмы. Те, кто ставят ярлык и присваивают код.
Они никогда не назовут это насилием.
Они называют это «добром».
Они называют это «лечением».
Они называют это «помощью».
Но под словом «добро» — заломить.
Под словом «лечение» — уколы, химия, протравление изнутри.
Под словом «помощь» — изоляция и кандалы.
Слова у них работают как ширма.
Слово «добро» — прикрытие для жестокости.
Слово «лечение» — маска тюрьмы.
Слово «помощь» — ключ к клетке.
Схема всегда одна.
Сначала — давление без крови. Кричат, унижают, лишают вещей.
Потом — провокация: толчок, оскорбление, запертая дверь.
Человек защищается, отталкивается, пытается уйти.
Именно это фиксируется как «агрессия».
После — ярлык. «Опасный». «С шизофренией».
Ярлык — не диагноз. Это предлог для лишения свободы.
Это пропуск к жестким мерам.
Дальше всё автоматом: полиция, белые халаты, закрытая палата, уколы по инструкции — модитен депо, химия, шоковые процедуры.
И всё уже выглядит «законным».
Логика продолжается.
Сначала — провокация, потом реакция.
Потом — ярлык.
Потом — статистика: «болезнь провоцирует насилие».
По звонку родителей приезжают и забирают.
Родители передают паспорт того, кого сдают.
С родителями разговаривают, жертве слова не дают.
Штамп «шизофрения» превращает в «опасного».
А «опасный» значит: можно изолировать, колоть, травить.
По бумаге всё «добровольно».
Паспорт возвращают родителям.
Фактическое лишение свободы и химическое протравление уже выполнены.
Так работает фабрика «опасности».
Она производит монстров из живых людей.
Но монстр — это не человек.
Монстра можно бить, колоть, связывать, топить химией.
Фокус в том, что монстра не существует. Его создают.
Сначала крик. Потом провокация. Потом протокол. Потом ярлык.
А дальше — инструкция.
Насилие здесь не оправдывают — его планируют.
Его готовят заранее, как конструктор.
Шаг за шагом. Бумага за бумагой. Укол за уколом.
Это не помощь.
Это не добро.
Это не лечение.
Это фабрика ярлыков и фабрика пыток.
