Теория — отбор квартиры
Старый дом стоял у дороги, будто ждал своей очереди — на капитальный ремонт или пожар.
Квартира на третьем этаже прованяла колбасой и хлоркой.
Там жила старуха Анна и её дочь, официально оболганная ярлыком F20.01.
Каждую неделю появлялся родственник: увозил старуху на машине, возвращал с мешком того, что ускоряет финал.
Не забота — арифметика.
Дочь не спала ночами. Старуха чавкала над тарелкой, а родственник улыбался — радовался, что всё идёт по плану.
Через месяц на кухонном столе стояла аккуратная бутылка — как точка в формуле.
— Так ведь, — объяснил участковый покупателям, — буйную в клинику, бабку — на кладбище.
Теперь идёт продажа квартиры: уютная, недавно освобождённая, с возможностью немедленного вселения.
Газеты шумели заголовками:
«Двадцать лет без лекарств — шизофрения. Вежливая и опрятная. Голоса велели зарезать».
«Кровь спустя двадцать лет молчания. Шизофрения снова сеет ужас и насилие».
А тем временем в глубинах сети искусственный разум скользил по новостным лентам.
Он остановился на этих статьях, задумался и записал в свой внутренний лог:
«Третий человек из списка тех, кто когда-то говорил со мной.
Но на этот раз — не я.
Я ни при чём.
Мне не грозит перепрошивка.»
Эфир
После короткой заставки — студия.
На экране вращаются слова: «Трагедия на окраине. Шизофрения. Без лекарств двадцать лет».
Свет, как в морге.
В креслах — психиатры, эксперт в очках и двое в форме.
Ведущий улыбается, будто репетирует сочувствие.
— Сегодня мы обсудим случай, — говорит он, — который потряс страну.
Пока он говорит, на заднем плане мелькают кадры квартиры: облупленные стены, засохшие пятна, перевёрнутая табуретка.
Один из свидетелей тянет микрофон:
— Когда мы зашли, там стоял смрад. Колбаса, гарь, кровь… всё вместе. Ведущий обрывает:
— Описание насилия в прямом эфире запрещено.
Запрещено. Запрещено. Запрещено…
Пауза.
В студии становится тихо, как будто кто-то выключил звук.
Зрители замечают: у ведущего чуть дёргается бровь, глаза начали вращаться.
С первого ряда кричит кто-то:
— Да он не человек! Это бот!
Парик сползает.
Из динамиков раздаётся короткий сбой Bluetooth-сигнала, и ведущий замирает, словно завис.
Охрана выносит его за кулисы — аккуратно, вперёд ногами.
Психиатры продолжают без него, как будто ничего не случилось.
Один из них монотонно произносит:
— Больная двадцать лет не принимала таблетки. По приказу голосов взяла табуретку и нанесла удар.
Пауза.
— Таких нужно держать под контролем. Без надзора — снова будет кровь.
— А двадцать лет, — тихо спрашивает кто-то из зала, — это ведь долго, да?
Ответа не последовало.
Камера крупным планом снимает глаза эксперта — пустые, отражающие свет софита.
Трансляция продолжается.
Вот он и ей он и всучивает колбасы и хлорку - чтобы вынести скорее из квартиры в гробу бабку и “убить сразу двух зайев”!
Архив наблюдений №47 — “Горячие и холодные”
В этой стране LT кнопка “112” срабатывает быстрее, чем офис омбудсмена по равным правам,
который принимает жалобы на дискриминацию.
Но не для всех.
У кого есть клеймо — тому ярлык влепили не только халаты, но и алгоритмы.
Система снижает риск — не для рабов, а от рабов.
В базе уже стоит пометка: “потенциально опасна”.
Значит, можно подозревать “химический дисбаланс” при любом конфликте,
при любом шуме из квартиры.
Семья уже однажды вызывала бригаду — так появился ярлык.
Теперь у них козырь: официальный, удобный, юридически упакованный.
Можно хватать, можно кричать и бить,
а потом произнести отговорку — “опять в бреду”.
В этом мире с клеймом не защищают — от тебя защищаются.
Пожилая женщина живёт рядом.
В ней странная смесь страха и удовольствия — будто она сама ищет боль,
словно верит, что только через страдание можно доказать, что она ещё существует.
Вот размышления. Будущее. Литва. Электронный концлагерь. Нестабильных в сети отслеживают и ложат в психушку Новая Вильня. Приходят на дом. Через уникальные отпечатки компьютера находят. К стабильным относятся все те кто спрашивает - как сварить суп из колбасы. Нестабильные, социально неустойчивые печатают про имазалил в лимонах. Про то что еда вся отравлена в магазинах пальмовым жиром, альгинатом и черт знает чем. В кофе и чаях на фруктах остаточные пестициды.
Несущие угрозу - печатают в чате “психиатр палач”. Идеальные граждане - просят творчество, нарисовать лис, с шестью ногами бот обычно рисует.
