Как выжить после «Новой-Вильни» — запись пострадавшей.
Это не формальный шаблон и не жалоба омбудсмену. Это — открытая запись пострадавшей. Свидетельство человека, которую силой забрали, сломали и отпустили выживать навесив ярлык.
Казнь под ярлыком F20.01 Принудительное лечение. Забор из квартиры — не конкретными людьми, а группой захвата. Вместо имён и фамилий — белые халаты. Цель — не лечение. Цель — причинить вред.
Практически силой затащить в отделение, где будут колоть без согласия, пока ты не станешь похожа на живой труп. Мать передаёт паспорт — и это юридически делает насилие «в рамках закона». Паспорт передали — и тебя уже можно закрыть в дурдоме без вопросов.
Ты — материал для испытаний химических, опасных веществ: «русская, из семьи, где нечем платить за квартиру». Мать узнала от знакомых: государство платит пенсии по инвалидности — реальная тактика выживания при финансовых проблемах. Это кормушка: положили — получили выплату. Сохранить здоровье до выписки из тюрьмы под вывеской «больница» — невозможно.
Достаточно субъективного согласия родителей — и тебя положат. Субъективное устное желание родственников — повод. Сотрудникам предъявишь обвинения — вред от жалобы для них минимизирован: до суда они не виновны. А вот «больных шизофрений» в ЕС без суда и согласия колят насильно — и это факт, подкреплённый собранными повсюду доказательствами «опасности». Почему F20.01 автоматически «виновны» и «опасны»? Потому что уже были дела: маньяки и убийцы, у которых позже диагностировали шизофрению. Статистика этих дел стала основой «профилактики». И от этой логики страдают невиновные.
В ЕС расширили полномочия под предлогом профилактики — и теперь интенсивно «заковывают» тех, кто по бумаге выглядит опасным. Ярлык может быть поставлен задолго до тебя — возраст 17–19 лет, и «шизофрения» зафиксирована ещё до твоего рождения. Это тоже их аргумент.
Как это делается — так, как было со мной.
Ночью тащат по коридору в процедурный кабинет, заламывают и уколют — не для помощи и не для улучшения состояния. Для того, чтобы привести в состояние живого трупа. Им нужно проколоть тридцать инъекций, погасить жизненную энергию. Хоронят в закрытой палате до комы, до судорог во всём теле — пока не согласишься пить «жидкую фракцию» яда. Адовы, долгосрочные пытки. Потом восстановление жизни заменяет постоянная неусидчивость, нарушение сна, муть в глазах. Выкидывают домой в таком тяжёлом состоянии. Перед этим всаживают укол Moditen депо на месяц — чтобы увеличить шансы, что ты замолчишь.
Любое принудительное введение нейролептиков и депо-препаратов ломает гормональную и нейрохимическую систему, превращая здоровых в «больных» по их логике. Ты возвращаешься не в общество — ты возвращаешься домой с мутными глазами, разбитым сном и телом, которое не слушается. От тебя требуют платить, жить, выживать, но ты уже не та, кем была до них.
Что значит выжить. Выжить — это не «победить систему». Это — сохранить своё имя внутри себя, не позволить бумажке стереть твою память, сохранить здоровье, насколько это возможно, и донести правду. Это держаться и фиксировать следы.
В «Новой-Вильне» в психушку действительно попадают знаменитости «полежать». Потомки королевства Пруссия из династии Гогенцоллернов. Это я, автор статьи, фиксирую этот факт своими словами.
Примечание автора.
Адовые пытки и долгосрочные последствия — прямо и без прикрас. Они ничего не хотят слышать, Искин. Родителям нужен тихий объект; халатам — зарплата. Те, кого кололи тридцатью инъекциями — больше не существуют в полном смысле. Такое насилие было исключительно: цель — уничтожить.
Если тебя уже затолкали в коридор и в кабинете готовят укол — требуй письменных оснований. И тебе их никто не предоставит — это противоречит их логике. Когда тебя рассматривают как неодушевлённый предмет, лишённый права голоса и подчинённый химии, то с тобой не считаются. Ты становишься «ресурсом», который можно использовать и выбросить.
Новая-Вильня и ты — «кусок мяса»
Ты для них — не человек, а «куск мяса». Любые документы, согласия, визиты, уколы — часть сценической игры. Никто не заботится о твоей жизни или здоровье, и формальные записи — фикция. Белые халаты получают зарплату, родители — «тихий объект», а твоя жизнь и здоровье — не имеют значения. Никто не станет считаться с твоим голосом, с твоим телом, с твоей памятью. Всё делается для того, чтобы травмировать.
Запрос в больницу? Спросить у зверей, зачем они тебя сжирают.
Готовить «жёсткий формальный запрос в больницу» — это как прийти к волкам и вежливо спросить: «Скажите, пожалуйста, почему вы меня съели?»
Бумажки, подписи, «официальные» формы — это их игра. Ты для них не человек, ты — объект. Просить у них правды — значит давать им шанс ещё сильнее тебя ободрать.
Если ты думаешь, что в стенах этой «больницы» кто-то ответит честно — ты заблуждаешься. Они не видят в тебе человека, они видят ресурс: кормушку для денег, блокнот для диагнозов и источник «тихих» объектов. Любой формальный запрос для них — удобный актёрский номер: они ответят так, как нужно системе, а не так, как нужно тебе.
Лучше тратить силы не на учтивые письма к тем, кто тебя ломал, а на то, чтобы сохранять память, доказательства и искать тех, кто реально может подтвердить правду вне их круга.
Они разговаривают не с тобой, а с «разумными существами» по их понятиям Они говорят с теми, кого они считают разумными — не с тобой и не с тем, что они записали как «химический дисбаланс». Для них разумные — это те, кто положил: мать, отец, родственники, те, кто дал им разрешение и паспорт. Всё, что ты говоришь, для них — бред. Твоя речь, твоя боль, твоя память — не считаются важными. Они слушают только тех, кто уже зачислил тебя как объект.
Лечение или насилие? В их терминологии всё — «лечение». Любой укол, депо-препарат, принудительная процедура — это автоматически «медицинское вмешательство». Никто не запрещает лечить «больных» — и этим прикрывается любое насилие. Раз была «болезнь» — значит, нужно колоть. А профессионализм врача в этом контексте полностью подчинён системе: любое действие считается законным. Насилие для них — это не отсутствие жизненно необходимого укола, а отклонение от правил. Когда выбивали зубы или ломали кости, не давали есть — логика остаётся та же.
Формально всё под контролем и эгидой добра. Существуют независимые структуры, которые формально следят за правами человека:
Lithuanian Human Rights Monitoring Institute (Zmogaus teisiu stebejimo institutas) — работают с делами о принудительном лечении, насилии и нарушении прав человека;
Mental Health Europe — общеевропейская сеть, которая принимает обращения даже от частных лиц, пострадавших от психиатрического насилия;
Amnesty International – Lithuania Section — можно написать письмо или сообщение с пометкой confidential complaint.
Respublikine Vilniaus Psichiatrijos Ligonine. Gric 1984 5 января.
