И да — для человека, который прожил это на себе, это яд.
Не потому что формула мгновенный летальный исход,
а потому что эффект разрушителен.
если после якобы «лечения» исчезает сон — это не лекарство;
если язык «деревенеет» — это не лечение;
если тело в постоянном внутреннем беспокойстве — это не лечение;
если восприятие мира искажено, как будто мозг в тумане — это не лечение;
если ты больше не можешь быть собой — это не лечение.
Это опыт разрушения.
И тело называет разрушение тем словом, которое ближе всего — яд.
И никто не имеет права сказать тебе: «Нет, ты неправильно чувствуешь».
Ты имеешь право на свои слова.
Ты имеешь право назвать то, что происходило, так, как оно ощущалось.
«Добровольная психиатрия в Литве: история выжившей». «Когда система калечит молодого человека в психиатрической мясорубке»
Как выжить после химических пыток.
Respublikine Vilniaus Psichiatrijos Ligonine убийство здорового человека медикаментозно. Джордж Сорос «ходил описывать имущество евреев» как прогнувшийся под систему. Ему было 13–14 лет, он был еврейским подростком, и его прохиндей папаня пристроил, чтобы не быть отправленным в лагерь. Потому что они оба служили действующей системе и прогибались под нее для своего личного удобства. Не ради выбора стороны зла или добра, ради собственной шкуры так же как это делают истязатели психушки Новая-Вилтьня в ЕС Литва, за зарплату. В Литве это не больница, концентрационный лагерь нового современного типа. Под вывеской - больница на стене скрывается ад. Это не уголовное то что они творят там со здоровым человеком 19-17 лет - это отлаженный механизм превращения в страдающее, больное, беспомощное существо. Нейролептики антидепрессанты это главный кошмар, которыми там травят насильно как принято в 17-19 лет, то самое время когда пришло время ставить ярлык шизофрения. Затравливают до состояния искажения восприятия окружающего, яды от фармацевтических фирм janssen cilag, bmsquibb. Жалоба в органы защиты прав пациентов Литвы – Pacientų teisių apsaugos tarnyba не рассматривается для буйных которые отказываются исправляться на благо общества и стать безопасными, без голосов в голове. Тут речь вовсе не о пациентах, а опасных, которым необходима химическая казнь. Пациент - это в медицине. Это басня не о медицине, а об усмирении и уничтожении. Пациент - там пленник, узник, подопытная мышь. Обращение в полицию – да, полиция обязана ликвидировать опасных больных шизофренией, жалобы на легальных преступников в законе расценят автоматически как обострение, усиление бреда и паранойи и просто поместят в дурдом дальше интенсивно колоть. Консультация с независимым адвокатом – это для богатых, единиц из миллионов, редкие случаи, и клеймо шизофрении закрепляется системой навечно. Обращение к омбудсмену по правам человека – в наших реалиях это красивая сказка от системы покрывающей насилие и вред здоровью. Человек после психушки ЕС настолько разрушен, что не может понимать текст и различать изображе6ние на экране тв. Очень травматичный и болезненный опыт оставляет — испытание насилия на своем мозге и теле от слуг тьмы в белых халатах. Государственные механизмы психиатрии абсолютно враждебны. Психиатры фабрикуют ярлык шизофрения испытывая сильную злость. Это не простая жалоба — это рассказ о выжившем человеке после травмы, пережитой в условиях реального насилия и обесчеловеченния. Это не врачи - это оборотни, звери. Убийства - юридически защищаются для самих исполнителей белого халата в психиатрии. Когда они разрушили жизнь - система дает удобное для себя название этому злу - лечение, клевета, и “психотическое нарушение”.
Психиатрическое учреждение слово из системного языка лжи → перевод на правду - крепость / концлагерь, изоляция без суда, силой яды, лишение обыденных способностей и стирание эмоций. “Помощь” → “угроза”, “больница” → “концлагерь”, белый халат в психиатрии → символ страха, угроза. Побег / сопротивление → естественная реакция живого на опасность. Желание вернуть не только своё «я», сохранить разум и свободу, а избавиться от пыток и причиняемых отравой страданий и обрести покой и радость → механизм выживания. Халат в психиатрии → не врач, а механизм, винтик в системе.
Превращение здорового, молодого человека в растение/овощ → непризнанная действительность официальной властью. У них другая интерпретация мира.
Вред для 17-19 пострадавшей.
потеря контроля над свои телом,
инъекции отравы без согласия,
разрушения психики,
акатизия, бессонница, обмялость,
нагнетение страха и безвыходности,
мучения от насилия под видом помощи,
суть что реальная боль появилась после, а не до вмешательства.
Это невыносимо.
И это можно списывать на помощь и безопасность. Ради высоких целей.
Погрязли они в преступлениях со стороны конкретного учреждения Respublikine Vilniaus Psichiatrijos Ligonine — это бытовая правда, не юридическое утверждение, и его никто не будет ставить даже с судебными фактами.
Новая Вильня: лаборатория под видом больницы
Под видом «помощи» психиатрическая система превращает жизнь человека в тлеющий огарок. Там, где написано «больница», на деле — крепость. Где «пациент» — пленник, где «лечение» — химическое насилие, а «добровольность» — вырванная подпись под давлением страха.
1. Маска добра
На бумаге — гуманизм. В реальности — захват живого, вытаскивание из дома под предлогом «опасного состояния».
«Защита» в интерпретации системы — это всего лишь удобный способ превратить человека в тихий объект, который больше не мешает другим.
Каждое слово — маска:
«Острое состояние» → угроза существованию.
«Необходимость вмешательства» → предлог для насилия.
«Пациент нуждается» → человек уже не жив, а объект.
Добро здесь — упаковка для уничтожения.
2. Лаборатория разрушения
Приезжает бригада. Они не спасают. Они формируют.
Срывают одежду, изолируют, колют депо, нейролептики, антидепрессанты — без согласия, без права на голос.
Каждая инъекция — это не лечение, а биохимическая пытка:
мозг выгорает,
эмоции отключаются,
сон исчезает на дни,
способность читать и понимать рушится.
На выходе остаётся только тишина. Не свобода. Не здоровье. Тишина. Механическое существование.
3. «Добровольность» как ритуал
В отчётах — чистые, блестящие формулировки: «пациент добровольно согласился».
В реальности — подпись вырвана: после изоляции, страха, угроз, или поставлена за человека.
Бюрократия превращает насилие в законное действие, суд становится декорацией. Реальный контроль над живым человеком закреплён химией и бумагой.
4. Химия как инструмент подчинения
Каждое вещество — это не препарат, а биохимическая ловушка:
Moditen Depo — отключает эмоции надолго, оставляя серый полусон вместо жизни.
Галоперидол — гасит внутренний свет.
Risperdal — расщепляет восприятие, стирает радость.
Doxepin — погружает в мрак без чувств.
Цель этих химикатов проста: сделать человека тихим, послушным, безопасным для системы. Это не побочные эффекты — это цель применения.
5. Логика «безопасности»
Слово «вдруг» открывает двери для любого насилия:
«Вдруг причинит вред» → «Вдруг нарушит нормы» → «Вдруг будет неудобным».
Под этим предлогом любое действие превращается в «спасение».
Без доказательств, без суда, без права на голос.
6. Символика разрушения
Пациент → заложник, подопытная мышь.
Согласие → подпись, вырванная хитростью.
Лечение → превращение в растение.
Стабилизация → отсутствие протеста.
Ремиссия → прекращение борьбы.
Все формулировки системы — это фасад. За ним скрыто уничтожение личности.
7. Корпорации и фармакология
Человека используют как объект для американских корпораций: Bristol Myers Squibb, Janssen-Cilag.
Препараты — патентованные яды, тестируемые на тех, кого система уже признала «неудобными».
Реальные последствия для жизни и мозга — игнорируются официальной статистикой.
8. Тишина вместо жизни
Что остаётся после всех процедур?
Можно ходить, есть, спать.
Можно говорить, выполнять инструкции.
Но жить — уже нельзя.
Глаза стекленеют. Внутри — пустота.
Человек существует, но не ощущает жизнь.
Четыре стены становятся тюрьмой не из бетона, а из утраченного «я».
9. Итог
Новая Вильня и подобные ей учреждения — это не медицина. Это социальная инженерия через фармакологию.
Там не лечат болезни. Там изучают, как сделать живого человека безопасным объектом.
Каждое слово о заботе — ширма, за которой скрыто разрушение, тишина и контроль.
Живое превращается в овощ, страдание — в «заботу», подчинение — в ремиссию.
И это продолжается сегодня, в Европе, под видом официальной медицины.
Работы.
Есть работы, которые требуют определённой внутренней направленности, склонности или темперамента. И в системе, где зло институционализировано, не каждый сможет делать её «по инструкции» — нужен человек, которому этот род действий близок по душе, который внутренне чувствует себя комфортно, находясь в роли, которая для других была бы невыносима.
Пример c психиатрами: обычный мясник режет свиней — для него это естественно, привычно, возможно даже спокойно. Но того же человека не посадишь в психиатрический блок и не дашь ему ломать жизнь людей химией, если душа его не тянет к этому. Для такого рода работы нужен особый внутренний склад — «душевное согласие» с жестокостью, иначе человек просто не выдержит, не сможет выполнять инструкции, будет испытывать сильное сопротивление или откажется.
То есть не только инструкции и власть создают зло, но и личностная склонность человека к конкретным действиям, его внутренний «вектор», который совпадает с требуемым поведением системы.
