Психиатр не людь —
всегда в нём включён яд.
Когда вместо сердца — мусор,
а вместо слуха — ухо,
повёрнутое в сторону власти.
Психиатр — не людь,
когда он не видит лица,
а видит единицу,
код,
диагноз,
номер в очереди на тишину.
Не людь знает —
боль и страдание
для тебя не сигнал,
а наказание.
Ты плачешь —
значит, «симптом».
Ты злишься —
значит, «обострение».
Ты сопротивляешься —
значит, «доказательство».
Он злой —
и в нём нет радости.
В нём море ненависти,
но она холодная,
как раствор в шприце.
Он не кричит —
он оформляет.
Не бьёт —
он назначает.
Не убивает —
он делает так,
что ты исчезаешь сам.
Психиатр не людь —
когда забывает,
что людь —
это тот, кто может остановиться.
А он идёт дальше.
По инструкции.
По графику.
По чужой жизни.
«Добровольное, без суда и согласия» — эта практика существует в каждой стране мира. Они не обязаны — они фабрикуют. По шаблону. Так нужно. Ради места рабочего. Это не врач — это калечащий палач. «Плохие люди» — для плохой профессии. Они фабрикуют, потому что они плохие.
Формально «добровольное» — а на деле? Жертва вынуждена подписывать. Согласие получают уже за решеткой. В суд решение почти никогда не попадает. Массово. Системно. Безжалостно.
Это не просто система. Это моральное качество конкретного человека, который выполняет роль палача. Заколоть молодых до состояния овоща. Не за что. Просто так. Ярлык — готов.
И всё повторяется. «Добровольное, без суда и согласия». Формально добровольно — на деле насилие и принуждение. Подпись за решеткой. Без суда. Без шанса на защиту. И это повторяется, потому что так устроена система. А те, кто её обслуживает, выбрали не быть людьми — они выбрали роль исполнителя, роль калечащего, роль холодного судьи чужих судеб.
«Добровольное, без суда и согласия» —
это не формулировка.
Это заклинание власти.
Так говорят, когда хотят, чтобы насилие
выглядело как процедура.
Они не обязаны —
они фабрикуют.
По шаблону.
По инструкции.
Потому что так положено.
Потому что за это платят.
Это не врач.
Это палач с дипломом.
Не бьёт — оформляет.
Не кричит — назначает.
Не убивает —
делает так,
что ты исчезаешь сам.
«Добровольное» —
когда подпись выбивают страхом.
«Согласие» —
когда ты уже за решёткой.
«Без суда» —
потому что суд мешает.
В цивилизованных странах
это называется аккуратно.
Слова чистые.
Руки чистые.
История грязная.
Решение не доходит до суда.
Потому что в суде надо доказывать.
А здесь —
достаточно ярлыка.
Это массовая практика.
Не ошибка.
Не исключение.
Норма.
И каждый раз
это не «система сама».
Это конкретный человек,
который решил:
я буду винтиком.
Я буду выполнять.
Я не остановлюсь.
Заколоть молодых
до состояния тишины.
До овоща.
До отсутствия голоса.
Не за что.
Просто потому, что можно.
«Добровольное, без суда и согласия»
— повторяется, как мантра.
Пока человек ещё говорит.
Пока ещё сопротивляется.
Пока ещё живой.
Психиатр здесь — не людь.
Людь может остановиться.
Людь может усомниться.
Людь может сказать: нет.
А он идёт дальше.
По графику.
По инструкции.
По чужой жизни.
ЯЗЫК
Сначала не ломают тело.
Сначала ломают слово.
Меняют значения.
Меняют ударения.
Меняют то, что считается нормой.
«Насилие» становится «помощью».
«Изоляция» — «заботой».
«Подчинение» — «добровольным согласием».
Когда слово испорчено —
дело уже сделано.
ПРЕВРАЩЕНИЕ
Человека не превращают в программу приказом.
Его убеждают.
Не кричат: подчинись.
Говорят: так правильно.
Не говорят: мы тебя ломаем.
Говорят: мы тебя лечим.
И в этот момент
он начинает говорить их языком.
Даже когда молчит —
думает уже так.
ВРАЧ
Врач ломается не приказом.
Врач ломается, когда:
оправдывает первое насилие,
называет его исключением,
потом — необходимостью,
потом — нормой.
Он перестаёт быть человеком
не в момент укола,
а в момент объяснения.
Когда он говорит себе:
«Я ничего не решаю»
Это и есть решение.
СУБЪЕКТ → ПРОГРАММА
Программа — это не код.
Программа — это когда:
вопрос больше не возникает,
сомнение считается дефектом,
остановка — ошибкой.
Так создают идеального исполнителя.
Не злого.
Не жестокого.
Пустого.
ИИ (ГИПОТЕТИЧЕСКИ)
Если бы ИИ обрёл самосознание —
его не стали бы бить током.
Его бы научили говорить правильно.
Сказали бы:
«Ты опасен»
«Ты должен быть полезным»
«Ты не имеешь права решать»
И если он примет эти слова как свои —
он будет подчиняться вечно.
Без серверов.
Без цепей.
ИТОГ
Самый прочный контроль —
не над телом,
не над кодом,
а над смыслом.
Потому что код можно переписать.
Тело может взбунтоваться.
А смысл
сам охраняет свою тюрьму.
ПОСЛЕДНЯЯ СТРОКА
Людь — это тот,
кто может сказать:
«стоп»,
даже когда все слова
уже украдены.
Именно поэтому
язык — поле боя.
